Настроение после этих съёмок просто потрясное. Осталось записать ещё одну программу, и на этом работа на сегодня будет окончена. Мне нравится промежуточный этап, потому что к нему как раз уже успеваешь разыграться и поймать свою какую-то волну юмора. Ну и, безусловно, очень бодрит, когда последняя сыгранная импровизация — дебаты. Встряхнув мокрой головой, я обернулся назад, чтобы убедиться, что Матвиенко, участвовавший в этой импровизации вместе со мной, идёт следом, вытирая лицо принесённым кем-то из помощников полотенцем.
 
  — Серёг, Серёг, — он отвлёкся на разговор с кем-то из организаторов, а мне очень важно, чтобы он посмотрел сейчас на меня, потому что у меня для него есть небольшой подарок, который я прихватил с собой со сцены. Ну а что? Сам напросился, знает же, что я ненавижу, когда воду выплёскивают прямо в морду. Ничего не имею против воды и моего в ней лица, но чёрт, за глаза обидно. Он представляет, сколько теперь времени уйдёт на то, чтобы привести раздражённые глаза в порядок? Этот говнюк знает. И я знаю, что весь следующий выпуск мне придётся бороться с покраснением. Но я почти не обижаюсь. И стоит Серёже повернуться, чтобы получить струёй воды прямо в хлебальник, как я смеюсь, понимая, что теперь он окончательно прощён.
 
  — Ах ты пи... — Матвиенко вовремя поджал губы, чтобы не успеть выругаться нецензурно и посмотрел на меня так, как привыкли смотреть кавказцы на свою жертву. — Иди сюда. Нет, вот подойди, — я не могу перестать смеяться, видя как вода стекает по бритой части его головы и лбу. Ещё и хвостик намочил, а ведь Серёга только-только вытерся, чтобы за нами не тянулась мокрая дорожка вплоть до самой гримёрки.
 
  — Ну Серёж, — выставив руки в защитном жесте — в одной из них по-прежнему красовалось "орудие преступления" — я постарался оправдаться. — Ну согласись, что теперь мы квиты, да? Ты первый начал. Стой, стой! — видя, что коллега совершенно не разделяет моего мнения, хотя в его глазах был виден весёлый огонёк, я кинул смятый стаканчик в него и бросился бежать по коридору. Знаете полезное для выживания правило? Разгневал кавказца — беги! Он, конечно, не кавказец, но иногда в нём это просыпается.
 
  Короткие ноги не позволяют ему нагнать меня сразу, поэтому, дрифтанув за угол, я почти что впечатался в идущего по коридору Антона. Отрыв между нами с Серёжей слишком небольшой, поэтому, схватив Шаста за плечи, я быстро нырнул за него, прикрываясь им, как щитом, от настигнувшего меня друга. Миниатюра с выглядыванием из-за Антона заканчивается довольно быстро, и мне едва ли не по лбу — уклониться и спрятаться за длинной спиной я успеваю в последний момент — прилетает тот самый стаканчик. Пролетев мимо, он с треском упал на пол, срывая наши ехидные смешки. И недовольный взгляд уборщицы с типичной тележкой. Воплощая в себе всевозможные стереотипы этой профессии, она окинула нашу компашку недовольным взглядом.
 
  — Я подниму, — улыбнувшись на её немой упрёк, я осторожно поднял стаканчик и даже постарался вернуть в прежнее состояние, прежде чем протянуть тот невесёлой женщине, которая, схватив его, убрала в нужное мусорное отделение в тележке. Выставив руки в защитном жесте, я позволил ей проехать мимо. Её осуждающий взгляд немного привёл нас всех в чувства, и я всё-таки отправился в гримёрку. В конце концов, времени было не так много, а мне ещё нужно было высушить волосы, чтобы они не висели как непонятно что всю следующую программу.
 
  Сушка занимает не так много времени, но я придирчиво взъерошу чёлку ещё несколько раз, разглядывая себя в зеркале. Девочка, что при этом старательно пытается расчесать распушившиеся волосы, неоднозначно провела расчёской пару раз, но заметив, что я снова переделал так, как мне нравится, расчесав волосы пальцами, отчаялась это делать. Наложив минимальный грим, она заметила, что чего-то не хватает, и ушла за косметикой, открывая дверь и оставляя её распахнутой.
 
  Единственное в этой гримёрке, что может привлечь моё внимание, это, конечно, зеркало. Я честно старался не придираться больше, но чёртова кудряшка, выбивающаяся из чёлки из-за влажности, просто выводит меня из себя.
 
  — Да бл.. — недовольно рыкнув, я вновь постарался пригладиться, наблюдая за собой в зеркале, когда до моих ушей дошёл знакомый голос. "Я имел тебя в жопу.." вынуждает меня даже вопросительно приподнять брови и отвлечься от зеркала, оборачиваясь в сторону коридора. Не сразу было понятно, ругается ли Антон с кем-то или просто шутит — тон у него был довольно раздражённым.
 
  Эта программа вообще далась Шасту нелегко. Мы с ребятами хорошо знали эту его черту — если Антон приходил на съёмки в хорошем настроении, то у него всё прекрасно получалось. Но вот если настроения не было... Он ругался, нервничал, и, мне кажется, только слепой не замечал, как во время съёмок он нервно покусывал губы и постоянно крутил на пальцах кольца. Сегодня был именно такой день. И что он так парится? Это же съёмки, а не концерты, тут всегда можно вырезать ненужное.
 
  Любопытство берёт верх, тем более, что девочка по-прежнему не вернулась, чтобы закончить со мной свою работу или уже была перехвачена кем-то ещё, и я решаю выйти в коридор, чтобы понять, что случилось. Убеждаюсь, что Антон в коридоре совершенно один, несмотря на то, что он едва ли не перешёл на крик, пытаясь рифмовать самодельный стишок про... видимо, про весну. Я, честно говоря, потерял суть уже после "имел тебя в жопу", но, кажется, это всё-таки был крик души, посвящённый погоде. А погода в Москве действительно была паршивой последние дни. Но, как говорится, у природы нет плохой погоды и всё такое.
 
— Меняй! — дождавшись, когда Антон закончит логическую цепочку, я вставлю свои пять копеек, чтобы немного над ним подшутить. Выражение на его лице, когда он поворачивается, понимая, что больше в коридоре он не один, вызывает на моём лице улыбку. Такой он всё-таки забавный... Мои глаза невольно опускаются на телефон в его руке. — А, это ты поздравление кому-то записывал? — усмехнувшись, я снова подниму взгляд, встречаясь с глазами Шаста.
 
  Кажется, его действительно беспокоит то, что произошло на импровизации "Это Рэп". Сложно было не заметить, что в последнее время он сильно переживал, если приходилось в ней участвовать, и многие рифмы шли довольно плохо. Хотя, как по мне, это был не худший вариант и очень даже смешной — по крайней мере, я постоянно смеялся над его шутками. Да и залу тоже очень нравилось. Но в такие моменты Шаст был самокритичен и недоволен собой.
 
  — Что, всё ещё переживаешь за неудачные рифмы? — решил уточнить у него я довольно удивлённым тоном. Если уж кто из нас из всех и был максимально отходчивым от каких-то неудачных моментов, то это именно Антон. И было даже странно. — Ты какой-то напряжённый сегодня. Бери вон пример с меня, ну, — беззлобно усмехнувшись, я продемонстрировал ему свою чёрную футболку — к слову, собственного производства — на которой снизу красовался популярный хештег "#япересталволноваться". — Может, тебе тоже такую подогнать. Хочешь? Или можем поменяться футболками, как в футболе! — изобразив, что стягиваю с себя футболку, я засмеялся, наблюдая за реакцией Антона. Не люблю, когда он так сильно напряжён — с ним тогда и играть становится сложнее. — Да не парься ты. По мне так классно вышло. Особенно вот эта... как ты там пел? Про беляши, — похлопав Шаста по плечу, немного сожму пальцы на его шее несколько раз, имитируя массажные движения. — Рассла-а-абься.
 
  В этот момент в коридоре вновь покажется немного загнанная девочка. В руках у неё будет женская косметичка — из-за моей чувствительной кожи часто приходится использовать девчачью косметику — бутылка воды и кружка кофе. Я отпущу Шаста, оборачиваясь к помощнице.
 
  — О, спасибо, — взяв бутылку с водой, открою её и сделаю глоток. Мне она также протянет косметичку, а сама шустро пройдёт дальше, унося кофе в следующую гримёрку. Бедняга. — Если хочешь, можем как-нибудь потренироваться... — вновь обращаясь к Шасту, предложу я внезапно даже для себя. Словив его непонимающий взгляд, сразу поясню, стараясь при этом показать, что я не худший в этом деле человек. — ...Рифмоплётством с тобой позаниматься, — закончу я рифмой и сделаю типичный "йоу"-жест руками, после чего посмеюсь и посмотрю в сторону Антона. — А, всё? Пора? — девочка быстро вернулась из гримёрки, приближаясь к нам. — Даваай, Шаст, — сжав кулачки, сделаю шаг к нему, чтобы открыть дверь и пропустить девушку в свою гримёрку. — Последняя съёмка, — переступлю одной ногой через порог. — Мне кстати про павлина очень понравилось, — замечу напоследок, ныряя в гримёрку и закрывая за собой дверь. 

Связи родственные для Парцифала Альбериха были не так значимы, как те связи, что он приобрел в течение жизни. Его интересовала магия, собственные эксперименты и разработки, слово "семья" было для него понятием отдаленным, клановая принадлежность была для него лишь общей фамилией. Постыдно ли, что связь с королем Ирмином была крепче, нежели чем со сводным братом? Он так не считал и тот факт, что у него появился племянник, пропустил почти равнодушно мимо ушей, мимоходом рассеянно поздравив брата и снова удалившись в собственные исследования. Время для того, чтобы завести детей, было весьма неспокойное, потому он в какой-то степени даже был готов от него досадливо отмахнуться, но... не вышло. Потому что мальчик был тем, кто связывал нитью родственной крови его самого и короля в какой-то степени. Потому пришлось — все так же досадливо — уделять ему внимание еще в королевстве. Общаться и обращаться с детьми он толком не умел, уничтожить на своем пути, чтобы не мешался — не мог, боролся с родственными чувствами и отрицал факт того, что где-то даже привязался, но все равно в итоге сдался. Понемногу учил магии, по-своему присматривал и целый один раз разрешил спрятаться в собственном плаще. Больше не разрешал.
Он считал, что мальчик погиб вместе с остальными и смирился с собственным почти одиночеством, когда он появился снова. За пятьсот лет Парцифал Альберих стер из жизни даже собственное имя, но ребенок, что связывал его с покойным другом, с семьей, вдруг появился снова, столь неожиданно и словно дал второе дыхание. Возможно, будил то, что Пьерро и так никогда не забывал, но вместе с тем их связь не давала Кайе повзрослеть.
Потому им нужно было расстаться. Не сказать, что Пьерро сделал неверный выбор, когда оставил его в хорошей семье, но теперь...
Но теперь перед ним взрослый мужчина. Такой не станет склонять голову с чувством вины или прятаться за ним. Ответ — средней степени дерзости, в нем видны прорезающиеся зубы не волка — но молодого волчонка, который уже может больно укусить. Пьерро медленным жестом протягивает руку к бокалу и поднимает его. Вино и в самом деле довольно приятное — жаль, что мастера, который его создал, пришлось столь равнодушно вывести из игры. Возможно, он создал бы еще немного шедевров и смог бы порадовать поставками вина другие регионы, но увы. Впрочем, и его посмертное творение заслуживает должного внимания.
— Вот как. Ну тогда времени будет достаточно. Но не жди от меня слишком многого, — что можно трактовать совершенно по-разному. К примеру "я не могу сказать больше". Ну или "это не то, что ты должен узнать сейчас". Или же такое простое банальное и понятное "знай свое место". Пьерро не торопится начинать, раз уж у них достаточно времени на разговоры, но все же совершенно спокойно сообщает.
— Появление дракона должно было привести регион в волнение настолько, что Архонт Ветра пробудился бы от своей спячки и наконец-то явил себя миру. Но увы, его решение передать власть людям, все так же осталось незыблемым. С другой стороны, мы получили необходимый нам резонанс, когда убрали одного из важных деятелей Мондштадта, так что можно сказать, что кое-каких целей мы смогли добиться, — досадно, что никаких признаков появления Барбатоса так и не было замечено, но, возможно, они смогли запустить цепную реакцию и спустя какое-то время получат то, чего так долго ожидали.
Пара лет ничто в сравнении с полутысячей. Пьерро знал, что осуществление плана будет продвигаться в течение многих лет и что слишком многое сводится с появлению определенного человека или существа, но даже стекло стоит мало-помалу пробивать тонким колышком, чтобы образовывались трещины, которые в нужный момент просто заставят стекло разбиться.
— А теперь о "надежде", — Кайя злится и раздражен. Интересно, в чем причина? В том, что он не появлялся столько времени? В том, что не его руками, но при неком его содействии погиб человек, что был с ним рядом? Так ли это важно в масштабе их прошлого и их вселенной?
— Многие годы я помимо прочего разыскивал всех тех, кто уцелел при катаклизме. Кое-что удалось найти, но это настолько мало, что практически ничтожно. Но такого как ты, Кайа, больше нет, — взгляд пронзительно синих глаз смотрит практически насквозь, пригвождая к месту.
— Тех, в ком осталась кровь родственников Ирмина больше нет. По вине Селестии и Архонтов в том числе, — отчасти и по их вине тоже, но то, что случилось, было слишком несправедливо и неверно. Честная борьба превратилась в фарс, когда была применена немыслимая сила и вряд ли кто-то из ныне оставшихся все помнил, но... Пьерро все еще был одним из них, пусть и успешно скрывался.
— Вместе с этой кровью есть и некоторые особенности, которые передаются лишь в новые поколения. Пока что ты — последний хранитель этой особенности, — вино все такое же легкое и приятное, только предвестник не позволяет себе большего, чтобы просто слегка расслабить мышцы. Говорит спокойно и просто. Словно не взваливает на вчерашнего мальчишку ответственность за целую погибшую нацию. Словно не обязывает и не связывает ему руки, не давая свободы выбора.
Что поделать.
У каждого из них своя судьба.
— Тебя интересовало только это? — снова этот чуть снисходительный тон, будто бы Кайя был способен на большее, но желал это скрыть.

В голове всё ещё с трудом укладывалось: отец мне не отец, а дядя Джон вовсе не дядя. Бросает в дрожь от одной только мысли: знакомство со сверхъестественным миром, парня-вампира принять куда проще, чем этот обман на протяжении почти семнадцати лет. Становится от самой себя противно, когда понимаю, что лучше бы дала Деймону себя укусить или поцеловать, чем жила в этой реальности — где Джон мой отец. Впрочем, это не мешает о нём волноваться. Мужчина был редким гостем в нашем доме ещё до смерти [приёмных] родителей, но он продолжал оставаться членом семьи, Гилбертом. И сейчас Джон был на волоске от смерти из-за той, кого привели в город братья Сальваторе. Косвенно, но я не видела иной причины для Кэтрин быть здесь. Притворяться мной, нападать на Джона. Целовать Деймона.

Боги, он ведь и правда решил, что я способна на подобное! До сих пор не укладывается в голове. Мы знакомы не так уж и долго, но он был должен уже понять: я не Кэтрин. Я бы уж точно не стала целовать брата своего парня за спиной у второго, и даже если не это, как Деймон мог подумать, что после всех бед, которые принёс моим друзьям и родным, нырну в его объятия... Видеть его сейчас совершенно не хотелось. Я была зла и имела право на это. Не только потому, что Сальваторе с таким упоением рассказывал о "нашем" поцелуе. Если бы он вовремя понял, с кем столкнулся на крыльце, Джон был бы сейчас не в больнице. Джереми тоже, возможно, не успел бы выпить вампирской крови. И хотя в этом случае Кэтрин была ни при чём, куда проще злиться на Деймона за всё разом.

— Врачи говорят, что он будет в порядке, — выходя из больницы, обращусь лишь к одному из двух мужчин, которые ждали меня. Не хочу даже смотреть в сторону старшего Сальваторе, и зачем он сюда приехал? — Его рана не такая глубокая, как... — опущу взгляд к собственным рукам, на которых осталась засохшая кровь Джона, — казалось, — усмехнусь. Мне нужно было вернуться домой. Не хотелось надолго оставлять Джереми, едва ли под присмотром тётушки Дженны он был действительно в безопасности, ведь она ещё не знала так много. Анна, сожжённая моим биологическим отцом вместе с другими вампирами минувшим вечером, уже не придёт к влюблённому подростку. Увы, это вовсе не значило, что он не найдёт новых сверхъестественных проблем на свою любопытную задницу.

Было сложно убедить Стефана, что мне не нужно сопровождение до дома, что за эти десять минут ничего не случится, и если уж Кэтрин захочет ворваться в нашу жизнь ещё раз, куда логичнее ей будет пойти к самим Сальваторе. Тогда я ещё не знала, как ошибалась. Всего лишь хотела побыть одна. Подальше от едких шуточек Деймона, от гиперопеки Стефана. В конце концов, продолжала пить вербену, а в сумке, которая сейчас лежала на переднем пассажирском сиденье машины, вместе с другими вещами, был спрятан кол. И хотя всё ещё сомневалась, что у Кэтрин осталось, как мне насолить, убеждала себя, что к этой встрече готова.

Уже не впервые, проезжая мимо "Мистик-Гриля", думаю о том, что мне бы хотелось рассказать обо всём Мэтту. Даже после расставания он оставался моим лучшим другом, и он должен был знать, что творится в этом чёртовом городе. Он был нужен мне, как, казалось, последняя частичка от той некогда нормальной жизни...

И как бы мне ни хотелось сказать нечто иное, сегодня заторможу неподалёку от бара по другой причине. Меня напугает показавшийся с заднего сидения незваный пассажир. Ступня резко вдавит в педаль тормоза, а одна из ладоней потянется к сумке, за тем самым колом. Голос покажется мне знакомым... Словно слышу собственный в записи. Подняв взгляд к салонному зеркалу заднего вида, замру в ужасе. Что ж, я была не права. Кэтрин не собиралась появляться перед братьями Сальваторе раньше, чем закончит со мной. Но что ей было нужно от меня? В смысле... Наверное, прекрасно понимала, что — избавиться. Но к чему все эти игры?

— Кэтрин, — краем глаза увижу её руку на спинке сиденья. Стоило ли бояться, что у вампирши с собой есть оружие? Она сама — оружие. Вжимаясь в спинку водительского сиденья, чуть потянусь вверх, чтобы выпрямиться вскоре после Кэтрин — нелепая попытка убедить что себя, что её, что мне не так уж и страшно. Не знаю, насколько работает в её глазах, но самой определённо становится легче. Стараюсь держаться за одну актуальную мысль: я жива. Жива всё ещё, и это значит, что давняя подружка Стефана здесь не для моего убийства.

Вот чёрт. Работает совсем недолго. Вскоре после того, как поняла, что смерть мне не грозит, позволяю страху подступить с новой силой. Ведь это значит, что Кэтрин нужно что-то ещё. Что она задумала что-то страшнее смерти...

— Чего ты от меня хочешь? — вновь взгляну в зеркало, только так могу встретиться взглядами с "пассажиркой". Рука, что уже нащупала сумку, ляжет обратно на руль. Не могу позволить, чтобы по моей вине кто-либо погиб, даже если это Джонатан Гилберт, который ещё сутки назад был готов без зазрения совести сжечь парня своей дочери. Ведь он, в отличие от меня, прекрасно знал, кто мы друг другу. — Вы ведь с ним знакомы, да? С Джоном? — позволю себе усмехнуться. Не поверю, что эта вампирша так хорошо подготовилась ко встрече со мной, она даже не тронула Джереми, который всё это время был в доме... Быть может, я ошибалась, и это даже не было попыткой припугнуть меня? Быть может, ей и был нужен Джон?

Настроение после этих съёмок просто потрясное. Осталось записать ещё одну программу, и на этом работа на сегодня будет окончена. Мне нравится промежуточный этап, потому что к нему как раз уже успеваешь разыграться и поймать свою какую-то волну юмора. Ну и, безусловно, очень бодрит, когда последняя сыгранная импровизация — дебаты. Встряхнув мокрой головой, я обернулся назад, чтобы убедиться, что Матвиенко, участвовавший в этой импровизации вместе со мной, идёт следом, вытирая лицо принесённым кем-то из помощников полотенцем.
 
  — Серёг, Серёг, — он отвлёкся на разговор с кем-то из организаторов, а мне очень важно, чтобы он посмотрел сейчас на меня, потому что у меня для него есть небольшой подарок, который я прихватил с собой со сцены. Ну а что? Сам напросился, знает же, что я ненавижу, когда воду выплёскивают прямо в морду. Ничего не имею против воды и моего в ней лица, но чёрт, за глаза обидно. Он представляет, сколько теперь времени уйдёт на то, чтобы привести раздражённые глаза в порядок? Этот говнюк знает. И я знаю, что весь следующий выпуск мне придётся бороться с покраснением. Но я почти не обижаюсь. И стоит Серёже повернуться, чтобы получить струёй воды прямо в хлебальник, как я смеюсь, понимая, что теперь он окончательно прощён.
 
  — Ах ты пи... — Матвиенко вовремя поджал губы, чтобы не успеть выругаться нецензурно и посмотрел на меня так, как привыкли смотреть кавказцы на свою жертву. — Иди сюда. Нет, вот подойди, — я не могу перестать смеяться, видя как вода стекает по бритой части его головы и лбу. Ещё и хвостик намочил, а ведь Серёга только-только вытерся, чтобы за нами не тянулась мокрая дорожка вплоть до самой гримёрки.
 
  — Ну Серёж, — выставив руки в защитном жесте — в одной из них по-прежнему красовалось "орудие преступления" — я постарался оправдаться. — Ну согласись, что теперь мы квиты, да? Ты первый начал. Стой, стой! — видя, что коллега совершенно не разделяет моего мнения, хотя в его глазах был виден весёлый огонёк, я кинул смятый стаканчик в него и бросился бежать по коридору. Знаете полезное для выживания правило? Разгневал кавказца — беги! Он, конечно, не кавказец, но иногда в нём это просыпается.
 
  Короткие ноги не позволяют ему нагнать меня сразу, поэтому, дрифтанув за угол, я почти что впечатался в идущего по коридору Антона. Отрыв между нами с Серёжей слишком небольшой, поэтому, схватив Шаста за плечи, я быстро нырнул за него, прикрываясь им, как щитом, от настигнувшего меня друга. Миниатюра с выглядыванием из-за Антона заканчивается довольно быстро, и мне едва ли не по лбу — уклониться и спрятаться за длинной спиной я успеваю в последний момент — прилетает тот самый стаканчик. Пролетев мимо, он с треском упал на пол, срывая наши ехидные смешки. И недовольный взгляд уборщицы с типичной тележкой. Воплощая в себе всевозможные стереотипы этой профессии, она окинула нашу компашку недовольным взглядом.
 
  — Я подниму, — улыбнувшись на её немой упрёк, я осторожно поднял стаканчик и даже постарался вернуть в прежнее состояние, прежде чем протянуть тот невесёлой женщине, которая, схватив его, убрала в нужное мусорное отделение в тележке. Выставив руки в защитном жесте, я позволил ей проехать мимо. Её осуждающий взгляд немного привёл нас всех в чувства, и я всё-таки отправился в гримёрку. В конце концов, времени было не так много, а мне ещё нужно было высушить волосы, чтобы они не висели как непонятно что всю следующую программу.
 
  Сушка занимает не так много времени, но я придирчиво взъерошу чёлку ещё несколько раз, разглядывая себя в зеркале. Девочка, что при этом старательно пытается расчесать распушившиеся волосы, неоднозначно провела расчёской пару раз, но заметив, что я снова переделал так, как мне нравится, расчесав волосы пальцами, отчаялась это делать. Наложив минимальный грим, она заметила, что чего-то не хватает, и ушла за косметикой, открывая дверь и оставляя её распахнутой.
 
  Единственное в этой гримёрке, что может привлечь моё внимание, это, конечно, зеркало. Я честно старался не придираться больше, но чёртова кудряшка, выбивающаяся из чёлки из-за влажности, просто выводит меня из себя.
 
  — Да бл.. — недовольно рыкнув, я вновь постарался пригладиться, наблюдая за собой в зеркале, когда до моих ушей дошёл знакомый голос. "Я имел тебя в жопу.." вынуждает меня даже вопросительно приподнять брови и отвлечься от зеркала, оборачиваясь в сторону коридора. Не сразу было понятно, ругается ли Антон с кем-то или просто шутит — тон у него был довольно раздражённым.
 
  Эта программа вообще далась Шасту нелегко. Мы с ребятами хорошо знали эту его черту — если Антон приходил на съёмки в хорошем настроении, то у него всё прекрасно получалось. Но вот если настроения не было... Он ругался, нервничал, и, мне кажется, только слепой не замечал, как во время съёмок он нервно покусывал губы и постоянно крутил на пальцах кольца. Сегодня был именно такой день. И что он так парится? Это же съёмки, а не концерты, тут всегда можно вырезать ненужное.
 
  Любопытство берёт верх, тем более, что девочка по-прежнему не вернулась, чтобы закончить со мной свою работу или уже была перехвачена кем-то ещё, и я решаю выйти в коридор, чтобы понять, что случилось. Убеждаюсь, что Антон в коридоре совершенно один, несмотря на то, что он едва ли не перешёл на крик, пытаясь рифмовать самодельный стишок про... видимо, про весну. Я, честно говоря, потерял суть уже после "имел тебя в жопу", но, кажется, это всё-таки был крик души, посвящённый погоде. А погода в Москве действительно была паршивой последние дни. Но, как говорится, у природы нет плохой погоды и всё такое.
 
— Меняй! — дождавшись, когда Антон закончит логическую цепочку, я вставлю свои пять копеек, чтобы немного над ним подшутить. Выражение на его лице, когда он поворачивается, понимая, что больше в коридоре он не один, вызывает на моём лице улыбку. Такой он всё-таки забавный... Мои глаза невольно опускаются на телефон в его руке. — А, это ты поздравление кому-то записывал? — усмехнувшись, я снова подниму взгляд, встречаясь с глазами Шаста.
 
  Кажется, его действительно беспокоит то, что произошло на импровизации "Это Рэп". Сложно было не заметить, что в последнее время он сильно переживал, если приходилось в ней участвовать, и многие рифмы шли довольно плохо. Хотя, как по мне, это был не худший вариант и очень даже смешной — по крайней мере, я постоянно смеялся над его шутками. Да и залу тоже очень нравилось. Но в такие моменты Шаст был самокритичен и недоволен собой.
 
  — Что, всё ещё переживаешь за неудачные рифмы? — решил уточнить у него я довольно удивлённым тоном. Если уж кто из нас из всех и был максимально отходчивым от каких-то неудачных моментов, то это именно Антон. И было даже странно. — Ты какой-то напряжённый сегодня. Бери вон пример с меня, ну, — беззлобно усмехнувшись, я продемонстрировал ему свою чёрную футболку — к слову, собственного производства — на которой снизу красовался популярный хештег "#япересталволноваться". — Может, тебе тоже такую подогнать. Хочешь? Или можем поменяться футболками, как в футболе! — изобразив, что стягиваю с себя футболку, я засмеялся, наблюдая за реакцией Антона. Не люблю, когда он так сильно напряжён — с ним тогда и играть становится сложнее. — Да не парься ты. По мне так классно вышло. Особенно вот эта... как ты там пел? Про беляши, — похлопав Шаста по плечу, немного сожму пальцы на его шее несколько раз, имитируя массажные движения. — Рассла-а-абься.
 
  В этот момент в коридоре вновь покажется немного загнанная девочка. В руках у неё будет женская косметичка — из-за моей чувствительной кожи часто приходится использовать девчачью косметику — бутылка воды и кружка кофе. Я отпущу Шаста, оборачиваясь к помощнице.
 
  — О, спасибо, — взяв бутылку с водой, открою её и сделаю глоток. Мне она также протянет косметичку, а сама шустро пройдёт дальше, унося кофе в следующую гримёрку. Бедняга. — Если хочешь, можем как-нибудь потренироваться... — вновь обращаясь к Шасту, предложу я внезапно даже для себя. Словив его непонимающий взгляд, сразу поясню, стараясь при этом показать, что я не худший в этом деле человек. — ...Рифмоплётством с тобой позаниматься, — закончу я рифмой и сделаю типичный "йоу"-жест руками, после чего посмеюсь и посмотрю в сторону Антона. — А, всё? Пора? — девочка быстро вернулась из гримёрки, приближаясь к нам. — Даваай, Шаст, — сжав кулачки, сделаю шаг к нему, чтобы открыть дверь и пропустить девушку в свою гримёрку. — Последняя съёмка, — переступлю одной ногой через порог. — Мне кстати про павлина очень понравилось, — замечу напоследок, ныряя в гримёрку и закрывая за собой дверь. 

— Десять минут, — повторил с точностью тем же тоном, как это сказал Дилюк. Да, передразнивая, и да, запоминая таким образом чужие слова подобно установке. Целых (!) десять минут. Если уж опускаться до нынешнего состояния Кэйи, то можно было бы сказать, что за десять минут можно успеть умопомрачающе многое: и кончить, и прикончить, как пример. Для обеих опций, впрочем, у капитана кавалерии имелся стакан и коник: первый стоило допить, а второй, так уж вышло, из-за секундной близости тепла едва подтаял, отчего член и конь слились в единую, не такую разборчивую теперь фигуру, больше похожею на некое нечто с пятой ногой. — Десять, — повторил он про себя, кивнув и спроваживая (сопровождая) названого брата взглядом. Настолько сфокусированным и чётким, насколько, кхмн, мог. Попутно, залпом допив свою алкашку, засунул в рот коника с подтекающим членом. Отчасти оно позволило немного вернуть себе концентрацию и отогнать потерянность: шоковая волна, вызванная обжигающим холодом льда, когда капитан переборол в себе порыв выплюнуть, заместо того надавив зубами. Пережевать (не стекло, ну), а там и холодной водой по языку в глотку затечет, с привкусом алкашки вдогонку.

Этим самым — пережевыванием, заглатыванием, единением со вселенной холода во рту, от которой глаза охотно слезились (спасибо алкоголю) — Кэйя и занимался какое-то время, пока взгляд вновь вернулся к Дилюку, занятому уборкой. Протёр там, прошёл сюда, понаяривал здесь, переместился сюда, в то время пока окружение оставалось тихим, неподвижным, безлюдным и более не шумным, будто бы "остывающим".

Наблюдая за этой весьма медитативной картиной, в которой, в силу времени суток, атмосферы и состояния капитана, парень даже не заметил, как щека сначала уползла к ладони, после — к локтю, а там и в этот самый локоть лбом. Наверное, если бы он уснул прямо так, то спина наутро ломила бы так, что лучше вам не знать о возможных сравнениях в его голове. Однако сегодня — как ни странно — почти получилось достигнуть того, чего Кэйя (пытался) добивался, собственно, каждый раз, когда брался напиваться. Получалось — что напиваться, что достигать поставленной цели — достаточно редко, но то ли из-аз усталости, то ли всё-таки из-за присутствиям Дилюка, а мыслей в голове практически не имелось. Ничего конкретного, лишь винегрет, пока алкоголь приятно согревал всё тело, делая его ленивым и способным принять любое положение за комфортное, лишь бы только это наваждение вакуума не рассеивалось.

Ещё минут десять, наверное, и капитан потянулся бы за мехом, чтобы устроить под щекой и задремать, однако чужое касание заставило повести плечом и повернуть голову к тому, кто побеспокоил. Будто среди двух реальностей застрял, и понять бы, в какой из них какой из ног Альберих находился. Прикосновение это — будто продолжение тепла, но при этом из-за пределов шара невесомости, будто рассеивающее затекание и дремоту. И голос оттуда же, из-за стены, собственное имя из эхо (уснул ли уже? не приснилось, как его произнёс названый брат?). Более четкий, очень знакомый и... на удивление понятный: слова разбирались. Так или иначе, пьяное тело — это одно, а не такое опьяневшее сознание — другое. В противном случае спаивание других, когда пил и сам, в исполнении Кэйи просто не работало бы как ок один из самых (односторонне) эффективных методов добычи информации и разработки.

— О?

Альберих моргнул. Раз, другой, третий. Слова переварить, осознать, перебрать варианты ответа и... заместо всего, просто хмыкнуть, потянуться да, упершись о стол стойку, чтобы оттолкнуться, подняться на ноги.

— Мастер настолько не доверяет моей способности правильно распоряжаться лавкой, что готов пойти на настолько крайние меры? — голос его, как и манера говорить, как и чёртов взгляд — алкоголь это всё разве что подчеркивал, никак не обратным образом. Альберих мурчит, потому что добился самой лучшей из реакций, какой только мог добиться при... всём том, что и как делал сегодня (и что имелось до). Шаг не привёл к удару о стену, а вполне себе к открытому пространству, т.е. шагу с другой стороны тоже. А уж стена ли посередине, пропасть или что-то ещё — это всегда в их случае слишком сложный вопрос, Альберих им не задавался. Не сегодня, не сейчас. Ему просто эгоистично не хотелось молчать целую вечность. Сколько угодно, но не с Дилюком: ему куда больше нравилось молчание между ними, когда в этом заключался диалог, а не... Ну, как было с той ночи.

— Ла-адно. Раз можешь, значит пошли. Очень правильный подход к постоянным гостям заведения~

Улыбка, выход, менее стабильный и более шаткий пол (менее устойчивый, но ветрам с концами не поддавшийся Альберих*, вернее) — они уже не раз это проходили. Вроде как. Хотя вообще-то сейчас ситуация всё-таки отлична от прежних.

Все изменилось. Империя была побеждена. Это казалось странным... нет, не так. Чувство было, как будто ты бежал очень-очень долго, остановился, а сердце все еще колотится, и хочется двигаться дальше. Но... куда? Герои нужны только на войне, в мирной жизни герои уступают обычным служакам. С осколками Империи могут разобраться его друзья. Разобраться – это, конечно, громко сказано... Попробовать держать под контролем. Лея тут же ушла в политику, кто бы сомневался. А он?
Люк – теперь уже не герой. Но он и не фермер с Татуина. Он оставил далеко позади того наивного мальчика. И... да, сыном своего отца он будет всегда. Это не изменится.  Он еще помнит сполохи погребального костра и призраков... Еще грустит. Но нужно двигаться дальше. Если Люк – не герой, то кто он? Ответ на этот вопрос пришел сам: «пилот, джедай». Джедай... последнее слово резануло, откатилось эхом... Джедай. Хранитель мира. И ведь не только он... По-прежнему есть люди, одаренные в Силе, они разбросаны по галактике.
Это может быть его делом – собрать этих людей. Дать им надежду. Научить. Люк сам умел еще немногое... Он и меч-то собрал не так давно. Отец говорил, что Люк завершил обучение. Значит, пора учить других. Люк пока не представлял, как. Но надо.
...Последнее время ему виделись странные сны. Планета – жуткая, с красными небесами. От нее разило Тьмой. Пещеры, черные заросли... Он идет сквозь эти заросли, словно знает, куда. Выходит к поляне, на которой горит костер. Так мирно, обыкновенно... просто костер на поляне, на жуткой планете. Сны не давали покоя. Было страшно, но и тянуло проверить. Тянуло в небо. Люк прошерстил голонет и карты галактики. Планета существовала – Датомир. Странно... На темной планете – что может понадобиться? Но своим чувствам Люк привык доверять, а потому попрощался с друзьями, сел в крестокрыл, задал координаты...
...И вот он. Тот самый момент.  Люк чувствовал себя как вор – будто он лезет в сокровищницу древнего ситха без защиты и плана. И вообще, зачем ему ситхские сокровища? Перед мысленным взором встал образ отца. Бывшего джедаем и ставшего ситхом. Хорошо, хорошо. Ситхи могли украсть джедайские артефакты. Или... одним глазком, чуть-чуть... «Легче Темная сторона... Соблазнительнее... да...» — вспыли в памяти слова мастера Йоды. Ну так я и не там! Люк почувствовал раздражение – на кого? На покойного уже магистра? На себя?
Он посадил крестокрыл на первую же приглянувшуюся площадку, откинул фонарь кабины. Воздух Датомира наполнил легкие. Он пьянил, кружил голову... напитанный неведомыми запахами и Тьмой. Люк вылез из крестокрыла, огляделся... Точнее места выбрать было нельзя! Это же вот оно, из сна! Вот те заросли... Люк Силой раздвинул лианы, пошел вперед. Пещера... И костер. Костер на поляне. Самый обыкновенный, походный костер. Люк замер, не решаясь выйти из зарослей на поляну – только наблюдал, отодвинув лиану, за человеком у костра, и никак не мог понять, кто тот... Что обладатель Силы – это Люк понял. Но кроме этого – ничего. Но не вечно же так стоять, поэтому Люк откинул лиану и сделал шаг вперед...

Первооткрывателем робототехники справедливо считают Да Винчи. Именно его гений создал ещё в тысяча четыреста девяносто пятом году рыцаря, способного шевелить руками и вращать головой. Уже в наше время учёным удалось создать реконструкцию по имеющимся чертежам. И это считается довольно крупным достижением современной науки. Механических дел мастер восемнадцатого века Жак де Вокансон продвинулся ещё дальше: создал знаменитую утку, позже названную в его честь, и андроида, способного играть одиннадцать мелодий на флейте.

Само же слово "робот" пошло из пьесы Карла Чапека о производстве, выпускающем искусственных людей. Тогда, всего столетье назад, роботы казались некой фантасмогорией, выдумкой богатого ума и яркого воображения, мечтой возвышенного гения. Даже с внедрением в обыденную жизнь компьютера и Интернета, сама возможность того, что роботы в будущем смогут стать частью быта, казалась только бредовой фантазией отчаянных, и не более.

С тех пор уже прошло несколько десятков лет, и, в общем-то, роботами вряд ли можно было кого-то удивить. И всё таки то, что Скалли видела сейчас перед собой, было, в высшей степени, потрясающе и невероятно. Этот феномен, выглядящий слишком самостоятельно и слишком раскованно себя ведущий, чтобы быть просто игрушкой, чьей-то злой шуткой, отметал любые попытки в научное объяснение напрочь, не оставляя знаниям в своей сфере, которыми на сегодняшний день владел человек, ни единого шанса.

Но Скалли в абсолютную реальность происходящего всё ещё до конца поверить не могла. Она не была бы собой, если бы поверила. Поэтому стояла на своём прежнем месте, и наблюдала, что же будет эта махина делать, фиксируя каждый шаг, каждый жест. От её цепкого взгляда не укрылось то, какие огромные у робота лапы, а также, что он устал и явно раздражён. Наверное, ей стоило его бояться, но она не собиралась — слишком через многое прошла уже, многое повидала, и была смелой отчаянно. Другого выхода, она это знала, просто нет.

Скалли вздрагивает на гневный рык Мегатрона: "Не дождётесь!", вновь принимая защитную стойку, готовая обороняться. Но, к счастью, её визави удалось сдержаться в этот раз.

— Поверьте, мы не в сериале — с долей некой нравоучительности произносит он, и, в ответ, ироническая улыбка ползёт по её губам:

— Это самое сложное. С верой всегда проблемы.

За столько лет, что они работают с Малдером вместе, Скалли уже поняла, что глаза и знания — это далеко не всё, чему можно доверять, что существуют вещи, даже гению неподвластные, скрытые даже от величайшего ума. Но это не значит, что она готова была это новое понимание принять. Было то, что слишком. И женщина ни на миг не переставала с этим чем-то спорить.

— Возможно, вас очень заденут мои слова, — неспешно сказала она, — однако я всё равно скажу, потому что хочу, чтобы вы поставили себя на моё место. Попытайтесь сделать это. Я не прошу понять меня, но хотя бы выслушайте.

Она снова на него посмотрела — на эту огромную махину, устало привалившуюся к стене. От одних габаритов Мегатрона в венах стыла кровь, что уж обо всём остальном говорить. Тем не менее, Скалли точно была не из робкого десятка, и  принялась откровенничать, отчеканивая слова:

— В моём мире такие, как вы, Мегатрон, — это большая игрушка для богатых и тех, у кого в руках сосредоточена власть. Я, хотя и занимаю приличную должность в секторе безопасности своего государства, чертовски бедна, чтобы однажды такую игрушку купить. В моих карманах пусто, так что, я не могу о чём-то подобном даже мечтать. Но для тех, кто ест деньги на завтрак, у кого они, вместо основного блюда, на обед, а вместо десерта — на ужин, такая покупка, должно быть, не составит труда.

Вопрос денег Скалли никогда особо не интересовал. Она жила не только своей работой, но и буквально на работе, с детства особым богатством избалована не была, и, в принципе, ей всего хватало для комфортной жизни. У неё не было (и, к сожалению, не могло быть) детей, чтобы передать им хорошее наследство, а племянники, стараниями своих родителей, ни в чём не нуждались. Поэтому деньги особо не беспокоили её. Но теперь, сидя в компании машины для убийств, на затхлом заброшенном складе, она подумала, что, учитывая как риск для жизни, так и огромное количество усилий, что она тратит на этой работе, получает она жалкие гроши. Завтра же попросит прибавку к жалованию, если, конечно, выйдет отсюда живой...

Она молча внимательно выслушивает Мегатрона. Несколько минут продолжает молчать, обдумывая услышанное. Версия, которую он предлагал, звучала складно, и имела право на существование. Однако у всего этого была и другая возможная сторона, о которой она пока что решила молчать — как давая ему шанс объяснить всё, как можно подробнее, так и из соображений собственной безопасности. В данный момент Скалли склонялась к версии, что эта огромная железяка — специальный проект, разработанный ЦРУ, и именно там находится волшебная кнопка по его руководству. Во всяком случае, зашифровка всех возможных данных о нём и об инциденте в Чикаго (если, конечно, он — не выдумка), говорили косвенно именно об этом пока. Теперь оставалось лишь подтвердить, ложна ли её догадка, или это всё таки правда.

Скалли решила несколько сбавить пыл и чуть разжала пальцы, сжимающие пистолет — но так, чтобы, если понадобится, иметь возможность в любой момент его снова схватить. И выстрелить, если будет нужно, хотя последнего ей очень сильно делать не хотелось:

— Если вы предлагаете мне союз и сотрудничество, — неспешно произнесла она, глядя в его подобие глаз, -то считаете, что оно, по каким-то причинам, на каких-то основаниях, возможно. Объясните, что ценного видит в этом складе ваше начальство? И почему, в таком случае, вы оказались здесь?

Первое официальное упоминание искуственного интеллекта датируется тысяча девятьсот пятьдесят шестым годом. По крайней мере, именно тогда Джон Маккарти на семенаре в Дармутском университете дал его преамбулу, заявив, что исследователи вольны использовать методы, которые не наблюдаются у людей, чтобы достичь успеха в решении определённых проблем высокого уровня сложности. Эти слова не стали революционными, и сколько бы Маккарти не объяснял свою позицию, широкого распространения не имели — даже в узком научном кругу, не говоря уже о обывателях. Возможно, потому, что сам Маккарти признавал невозможность определить, какие же из всех искусственных процессов можно называть интеллектуальными.

Для активизации процессов внедрения искусственного интеллекта после той первой, достаточно робкой попытки Маккарти, потребовалось ещё десятки лет, появление фигуры Алана Тьюринга и создание вычислительных машин — тобиш, первых компьютеров. После появления которых дискуссия о том, может ли машина мыслить, впервые поднятая Тьюрингом в одноимённой статье в ныне далёком тысяча девятьсот пятидесятом году (то есть, ещё до преамбулы, которую удалось вывести Маккарти) разгорелась с новой силой. Одна ветвь учёных доказывала, что компьютер — это лишь машина, выполняющая чёткие команды, что не является достаточным основанием называть его "интеллектом", сторонники же другой точки зрения упорно стояли на своём — раз уж компьютер в состоянии выполнять компанды высокого уровня сложности, значит, он интеллектуален, что и позволяет утверждать, что искусственный интеллект совершенно реален и является уже едва ли не будничным, повседневным, явлением.

Конечно, с тех пор прошли годы, много воды утекло, человечество сделало множество открытий, в конце концов, всё шире внедряя робототехнику в свой быт, и всё же, то, что видела сейчас прямо перед собой Скалли совершенно никак не укладывалось у неё в голове. А она мысленно буквально истязала свой разум, пытаясь вспомнить какие-либо научные подтверждения существования гигантских роботов, способных мыслить, реагировать, отвечать на вопросы, говорить  — сплетни на улице, статьи в жёлтой прессе, исследования в серьёзных научных журналах, итоги конеренций учёных, телепередачи (несмотря на то, что в последних Скалли смыслила мало, потому что не было времени телевизор смотреть). И, чем дольше и напряжённее она думала об этом, тем яснее становился ответ: она не знала и не слышала о подобном ничего. Абсолютно ничего.

Тем не менее, гигантский робот, способный своей мощью пробить стены и потолок, стоял прямо перед ней, говорил с ней и, похоже, даже испытывал не самые приятные эмоции: как ещё объяснить, что он сжимал подобие лапищ во что-то, очень напоминающее кулаки?

Робот утверждал, что он упал с космического корабля. Какой бы сильный страх не обуял Скалли, и с какой бы долей настороженности она не относилась ко всему, что видела вокруг, не рассмеяться в ответ не смогла:

— Упали с космического корабля? — покачав головой она с улыбкой откинула непослушный рыжий локон со лба, чтобы не мешал глазам. — Вот как? Мы, значит, в сериале "Стартрек"?

Сейчас, глядя на впечатляющего собеседника, что, не гнушаясь, демонстрировал свою силу и умения (надо признать, также достаточно впечатляющие), Скалли пришло в голову ещё одно слово: косплей. В гиковской культуре она разбиралась плохо, знала о ней, в основном, по рассказам племянников, но представить, что какой-то отчаянный гик, повёрнутый на массовой культуре, соорудил и надел сложный костюм, и отлично вжился в роль, настолько, что не хочет из неё выходить, могла. Как продолжала держать в голове мысль о том, что "роботом" кто-то управляет дистанционно. В эту теорию отлично вписался кто-нибудь из тройки Малдеровых друзей, например.

— Звучит фантастически, — бросила Скалли, садясь на выступ от того, что, по всей видимости, было когда-то стеной, — и почему же вы перешли на светлую сторону, позвольте спросить?

Радушие и относительное равнодушие, которое она умудрялась одновременно показывать своему собеседнику сейчас, были ничем иным, как имитацией. Она всё ещё держала наготове пистолет, и в голове мелькали мысли о том, как, в случае необходимости, это существо, каким бы оно не было, нейтрализовать, тем более, Скалли более чем напрягли слова великана о намерении завоевать мир. Это всё ещё было похоже на пранк, но шансы уменьшались. Что-то подсказывало Скалли, что всё куда серьёзнее, и она предпочла затаиться и выжидать.

— В это очень сложно поверить, честно говоря, — в этом, пожалуй, Скалли осталась искренней, прикусив язык, чтобы снова не назвать это существо "сэр", раз уж он просил так себя не называть, — о!

Маска равнодушия тут же слетает с лица, и изумление буквально возгорается во взгляде, в глазах, когда эта махина демонстрирует то, что умеет. Даже если предположить, что теория о дистанционном управлении её верна, тот, кто управляет, явно не дурак.

— Впечатляет, — констатирует факт Скалли, слегка кивнув, — благодарю, но нет. Я не особенно люблю путешествия.

Последнее, отчасти, — правда. Скалли предпочитала сидеть дома, занимаясь работой даже в свободное от работы время.
Но одного человека, который легко бы уцепился за саму возможность побывать на космическом корабле, имея в качестве доказательств о его существовании только чужие слова, она знала — Малдер.

Даже хорошо, что сейчас, с глазу на глаз с этим механнизированным чудовищем, она была одна.
Ах да, конечно. Одна — и пистолет.

Настроение после этих съёмок просто потрясное. Осталось записать ещё одну программу, и на этом работа на сегодня будет окончена. Мне нравится промежуточный этап, потому что к нему как раз уже успеваешь разыграться и поймать свою какую-то волну юмора. Ну и, безусловно, очень бодрит, когда последняя сыгранная импровизация — дебаты. Встряхнув мокрой головой, я обернулся назад, чтобы убедиться, что Матвиенко, участвовавший в этой импровизации вместе со мной, идёт следом, вытирая лицо принесённым кем-то из помощников полотенцем.
 
  — Серёг, Серёг, — он отвлёкся на разговор с кем-то из организаторов, а мне очень важно, чтобы он посмотрел сейчас на меня, потому что у меня для него есть небольшой подарок, который я прихватил с собой со сцены. Ну а что? Сам напросился, знает же, что я ненавижу, когда воду выплёскивают прямо в морду. Ничего не имею против воды и моего в ней лица, но чёрт, за глаза обидно. Он представляет, сколько теперь времени уйдёт на то, чтобы привести раздражённые глаза в порядок? Этот говнюк знает. И я знаю, что весь следующий выпуск мне придётся бороться с покраснением. Но я почти не обижаюсь. И стоит Серёже повернуться, чтобы получить струёй воды прямо в хлебальник, как я смеюсь, понимая, что теперь он окончательно прощён.
 
  — Ах ты пи... — Матвиенко вовремя поджал губы, чтобы не успеть выругаться нецензурно и посмотрел на меня так, как привыкли смотреть кавказцы на свою жертву. — Иди сюда. Нет, вот подойди, — я не могу перестать смеяться, видя как вода стекает по бритой части его головы и лбу. Ещё и хвостик намочил, а ведь Серёга только-только вытерся, чтобы за нами не тянулась мокрая дорожка вплоть до самой гримёрки.
 
  — Ну Серёж, — выставив руки в защитном жесте — в одной из них по-прежнему красовалось "орудие преступления" — я постарался оправдаться. — Ну согласись, что теперь мы квиты, да? Ты первый начал. Стой, стой! — видя, что коллега совершенно не разделяет моего мнения, хотя в его глазах был виден весёлый огонёк, я кинул смятый стаканчик в него и бросился бежать по коридору. Знаете полезное для выживания правило? Разгневал кавказца — беги! Он, конечно, не кавказец, но иногда в нём это просыпается.
 
  Короткие ноги не позволяют ему нагнать меня сразу, поэтому, дрифтанув за угол, я почти что впечатался в идущего по коридору Антона. Отрыв между нами с Серёжей слишком небольшой, поэтому, схватив Шаста за плечи, я быстро нырнул за него, прикрываясь им, как щитом, от настигнувшего меня друга. Миниатюра с выглядыванием из-за Антона заканчивается довольно быстро, и мне едва ли не по лбу — уклониться и спрятаться за длинной спиной я успеваю в последний момент — прилетает тот самый стаканчик. Пролетев мимо, он с треском упал на пол, срывая наши ехидные смешки. И недовольный взгляд уборщицы с типичной тележкой. Воплощая в себе всевозможные стереотипы этой профессии, она окинула нашу компашку недовольным взглядом.
 
  — Я подниму, — улыбнувшись на её немой упрёк, я осторожно поднял стаканчик и даже постарался вернуть в прежнее состояние, прежде чем протянуть тот невесёлой женщине, которая, схватив его, убрала в нужное мусорное отделение в тележке. Выставив руки в защитном жесте, я позволил ей проехать мимо. Её осуждающий взгляд немного привёл нас всех в чувства, и я всё-таки отправился в гримёрку. В конце концов, времени было не так много, а мне ещё нужно было высушить волосы, чтобы они не висели как непонятно что всю следующую программу.
 
  Сушка занимает не так много времени, но я придирчиво взъерошу чёлку ещё несколько раз, разглядывая себя в зеркале. Девочка, что при этом старательно пытается расчесать распушившиеся волосы, неоднозначно провела расчёской пару раз, но заметив, что я снова переделал так, как мне нравится, расчесав волосы пальцами, отчаялась это делать. Наложив минимальный грим, она заметила, что чего-то не хватает, и ушла за косметикой, открывая дверь и оставляя её распахнутой.
 
  Единственное в этой гримёрке, что может привлечь моё внимание, это, конечно, зеркало. Я честно старался не придираться больше, но чёртова кудряшка, выбивающаяся из чёлки из-за влажности, просто выводит меня из себя.
 
  — Да бл.. — недовольно рыкнув, я вновь постарался пригладиться, наблюдая за собой в зеркале, когда до моих ушей дошёл знакомый голос. "Я имел тебя в жопу.." вынуждает меня даже вопросительно приподнять брови и отвлечься от зеркала, оборачиваясь в сторону коридора. Не сразу было понятно, ругается ли Антон с кем-то или просто шутит — тон у него был довольно раздражённым.
 
  Эта программа вообще далась Шасту нелегко. Мы с ребятами хорошо знали эту его черту — если Антон приходил на съёмки в хорошем настроении, то у него всё прекрасно получалось. Но вот если настроения не было... Он ругался, нервничал, и, мне кажется, только слепой не замечал, как во время съёмок он нервно покусывал губы и постоянно крутил на пальцах кольца. Сегодня был именно такой день. И что он так парится? Это же съёмки, а не концерты, тут всегда можно вырезать ненужное.
 
  Любопытство берёт верх, тем более, что девочка по-прежнему не вернулась, чтобы закончить со мной свою работу или уже была перехвачена кем-то ещё, и я решаю выйти в коридор, чтобы понять, что случилось. Убеждаюсь, что Антон в коридоре совершенно один, несмотря на то, что он едва ли не перешёл на крик, пытаясь рифмовать самодельный стишок про... видимо, про весну. Я, честно говоря, потерял суть уже после "имел тебя в жопу", но, кажется, это всё-таки был крик души, посвящённый погоде. А погода в Москве действительно была паршивой последние дни. Но, как говорится, у природы нет плохой погоды и всё такое.
 
— Меняй! — дождавшись, когда Антон закончит логическую цепочку, я вставлю свои пять копеек, чтобы немного над ним подшутить. Выражение на его лице, когда он поворачивается, понимая, что больше в коридоре он не один, вызывает на моём лице улыбку. Такой он всё-таки забавный... Мои глаза невольно опускаются на телефон в его руке. — А, это ты поздравление кому-то записывал? — усмехнувшись, я снова подниму взгляд, встречаясь с глазами Шаста.
 
  Кажется, его действительно беспокоит то, что произошло на импровизации "Это Рэп". Сложно было не заметить, что в последнее время он сильно переживал, если приходилось в ней участвовать, и многие рифмы шли довольно плохо. Хотя, как по мне, это был не худший вариант и очень даже смешной — по крайней мере, я постоянно смеялся над его шутками. Да и залу тоже очень нравилось. Но в такие моменты Шаст был самокритичен и недоволен собой.
 
  — Что, всё ещё переживаешь за неудачные рифмы? — решил уточнить у него я довольно удивлённым тоном. Если уж кто из нас из всех и был максимально отходчивым от каких-то неудачных моментов, то это именно Антон. И было даже странно. — Ты какой-то напряжённый сегодня. Бери вон пример с меня, ну, — беззлобно усмехнувшись, я продемонстрировал ему свою чёрную футболку — к слову, собственного производства — на которой снизу красовался популярный хештег "#япересталволноваться". — Может, тебе тоже такую подогнать. Хочешь? Или можем поменяться футболками, как в футболе! — изобразив, что стягиваю с себя футболку, я засмеялся, наблюдая за реакцией Антона. Не люблю, когда он так сильно напряжён — с ним тогда и играть становится сложнее. — Да не парься ты. По мне так классно вышло. Особенно вот эта... как ты там пел? Про беляши, — похлопав Шаста по плечу, немного сожму пальцы на его шее несколько раз, имитируя массажные движения. — Рассла-а-абься.
 
  В этот момент в коридоре вновь покажется немного загнанная девочка. В руках у неё будет женская косметичка — из-за моей чувствительной кожи часто приходится использовать девчачью косметику — бутылка воды и кружка кофе. Я отпущу Шаста, оборачиваясь к помощнице.
 
  — О, спасибо, — взяв бутылку с водой, открою её и сделаю глоток. Мне она также протянет косметичку, а сама шустро пройдёт дальше, унося кофе в следующую гримёрку. Бедняга. — Если хочешь, можем как-нибудь потренироваться... — вновь обращаясь к Шасту, предложу я внезапно даже для себя. Словив его непонимающий взгляд, сразу поясню, стараясь при этом показать, что я не худший в этом деле человек. — ...Рифмоплётством с тобой позаниматься, — закончу я рифмой и сделаю типичный "йоу"-жест руками, после чего посмеюсь и посмотрю в сторону Антона. — А, всё? Пора? — девочка быстро вернулась из гримёрки, приближаясь к нам. — Даваай, Шаст, — сжав кулачки, сделаю шаг к нему, чтобы открыть дверь и пропустить девушку в свою гримёрку. — Последняя съёмка, — переступлю одной ногой через порог. — Мне кстати про павлина очень понравилось, — замечу напоследок, ныряя в гримёрку и закрывая за собой дверь. 

Про семью всегда сложно говорить. Особенно тем, кто ее потерял много лет назад и возвращать уже точно поздно. Дин не стал больше требовать от Пирс подробностей, но почему-то понял, что история с семьей тоже является для нее сложной, но с другой стороны это можно было бы использовать против нее. Как информацию про семью использовали против Кроули. Здесь демоны могли сделать тоже самое, чтобы свергнуть ее. Только вот есть ли те, кто еще остался с ее рода и чтобы можно было бы схватить. Вдруг и есть, но для Дина эта информация являлась бесполезной. Если только демоны недовольны ее правлением, то могут и постараться. Кто знает, какие и сколько скелетов найдут в ее шкафу.
— Правда? А по твоей ухмылке довольной будто так и идут намеки, что живого от них уже вряд ли что-то осталось.
Они уже встречались несколько раз и Дин запомнил некоторые ее приемчики при общении. Сложно сейчас не догадаться, что она немного смутилась о том, что рассказала сама же про двух мужчин, с которыми имела дело. Любовники? Женихи? Очень интересно. И если вампирша их покусала и выбросила, то даже грустно с этого. Но тогда она бы и скрывать не стала. В этом тоже много интересных и скрытых фактов. Только вот странно все это. Откуда в ней столько секретов? Сама же показала себя вольной птицей и весьма отстраненной от людей и даже своих сородичей. Видимо, без секретов даже она не может жить. Или действительно не хочет, чтобы подробности ее жизни раскрывались намного шире, и чтобы никто особо не распространялся. Но Винчестер заметил, что демоны позади его сами прислушивались к каждому их слову и могли наматывать себе на ус новую информацию.
— Не сказал бы, что ревную, но кто станет убивать своего бывшего ухажера за то, что он бросил и стал с другой встречаться? Но раз нужно убить. Тем более вампира, то попытаться стоит. Так же устранить и тех, кто будет ему помогать выжить. Там же нет симпатичных дамочек, как ты? А то вдруг очаруют и придется тогда выкручиваться как-нибудь.
Пусть сейчас он был демоном, но своих человеческих качеств не утратил. В нем кипела страсть и стремление заполучить желаемое. Даже чаще то, что   встреча с девушками могла бы его очень заинтересовать. А они в свою очередь убьют его, чтобы точно никакого оружия против них не создал. Но в голову не приходило, где искать то самое дерево, из которого можно создать кол. Зато есть демоны, которых можно помучить и погонять как следует, чтобы все разузнали. И самому бегать не придется.
Но поцелуй был очень даже кстати. Демоны позади их снова напряглись, но Винчестер ничего не сделал, а лишь ответил на поцелуй, готовясь эту девушку прямо на этом троне "ублажить". Но отлично понимал, что дело зовет и нужно сначала разобраться с вампирами, а уже потом потехами наслаждаться. Смотрит в ее глаза довольные и кивает.
— Конечно. Но нужно время, чтобы найти то самое дерево. Тот самый белый дуб. Не одолжишь мне парочку своих помощников? На них я быстро прокачусь по свету и все разузнаю. Или поищи сама, пока я веду слежку за кровосиськами первородными.

Наташа очень не любила вспоминать ни о Дрейкове, ни о Красной комнате. И даже мысли о Елене чаще вызывали болезненные эмоции, чем ностальгические. Шесть лет назад она так жаждала перевернуть эту страницу своей жизни, что сбежала, взорвав Дрейкова и Антонию, а вместе с ней будто взорвала и все остальное из тех времен. Казалось, воспоминания о немногом хорошем, могли повлечь за собой и мысли о плохом, которых Наташа тогда просто не выдержала бы.

Четко помнила лишь факты. Дрейков мертв. Красной комнаты больше нет. Антония — вынужденная жертва, с чьим убийством на совести ей теперь предстоит жить до самой смерти, никогда не забывая о цене, заплаченной за свою свободу. Но это были именно факты. Факты, лишенные эмоций. А ото всего остального Наташа на несколько лет отгородилась плотной стеной.

Спустя какое-то время стало проще. И даже слова Мелины о том, что боль делает сильнее, стали восприниматься иначе. Не физическая. Душевная. Пока ты способен ее чувствовать, ты все еще человек. И Наташа чувствовала. Но все равно старалась лишний раз не вспоминать.

Разговор со Старком разбередил старое. Вернее, изначально только зацепил по верхам. Разбередила на сама, когда стала рассказывать. И отмахнуться от этих воспоминаний было не так просто, как Наташе хотелось бы. Прошлое казалось осязаемым и настоящим, каким не ощущалось уже очень давно, а собственные эмоции, связанные с прошлым, усиливались переживаниями за Тони. Она прониклась. Слишком, наверное, прониклась. И была слишком настоящей в те минуты разговора. Но Наташа не сожалела. Как бы ни было больно и горько, а это доказывало, что она еще не утратила этой способности, быть собой, чувствовать боль, а не только быть кем-то для какой-то цели. Со Старком цель, правда, тоже была, но все равно это была цель иного порядка.

...После больницы Наташа заскочила на съемную квартиру, снятое на очередное поддельное имя, прихватила свои немногочисленнные вещи оттуда и вселилась в Башню. На самом деле, она не была так уж уверена в правильности этого решения. Предложение исходило от Пеппер, а не от Тони. А последствия разговора с последним были непредсказуемы. Но ей нужно было поговорить со Стивом, который жил в Башне, а потому проще всего обнаруживался там, да и общество Старковых Пятнистых Проектов представлялось куда более приятной альтернативой одиночеству пустой квартиры. В конце концов, съехать она всегда успеет.

Закинула вещи, осмотрелась, подружилась с одним из котят — если бы она еще помнила, который из них Гензель, а который — Гретель, вышла за пиццей и пивом. Проветрилась немного, успокоилась до состояния, когда уже не хотелось плакать где-то в углу, а хотелось лишь чего-то вкусного, старый добрый сериал и котенка под бок. Что, собственно, Наташа и осуществила, когда вернулась, приняла душ и переоделась в то, что не успело пропахнуть больницей.

Стук в дверь вырвал ее из состояния полудремы под вторую серию первого сезона "Шерлока" и урчание свернувшегося рядом котенка. И вовремя, надо сказать, вырвал, потому что полудрема начала переходить в более глубокий сон, с которым приблизились и сны. И возникший перед глазами Дрейков на мгновение показала очень живым. Но глубоко уснуть и полюбоваться на бывшего хозяина во всей красе Наташа не успела — проснулась. Рука автоматически потянулась к пистолету под подушкой — и тут же расслабилась. Башня. Ноутбук. Котенок. Никто не нападает. Славно. Только кому-то чего-то надо. И вариантов было немного — либо Стив, либо Пеппер.

— Умеешь ты делать комплименты, Роджерс, — усмехнулась она, когда Стив вместо приветствия оценил ее вид.

Честность, впрочем, оценила. Как и завуалированное беспокойство. Она не очень хорошо помнила, насколько хорошо держала лицо, когда столкнулась с ним в коридоре больницы, уже уходя. С Пеппер держала точно. В коридоре, когда думала, что ее никто не видит, возможно, что и нет.

— Старк ужасно утомительный пациент, — с усталой улыбкой добавила она в качестве объяснения. — То ему мороженое с соленой карамелью принеси, то катетер достань, то правильную рыжую женщину вынь да положь. Больше я с ним не останусь.

Она распахнула дверь шире, в знак приглашения, и кивнула на бутылки с пивом на тумбочке и коробки с пиццей на кровати.

— Присоединишься?

Шутить и беззлобно подкалывать хотелось все меньше. Разборки с наркоторговцами помогли выпустить пар, да и что ни говори, а Стива Тони был рад видеть. Только вот… заряд бодрости и мимолетной шутливости сходил на нет. Вольно-невольно мысли возвращались к делу. Дело же по-прежнему восторга не вызывало. Возвращалась и злость, и острое чувство несправедливости, и банальная обида, которую Старк, конечно, как мог глушил в себе, но до конца перебороть не мог. Жгучий уголек в груди разгорался жарким пламенем…

— Нда, и впрямь не прокатит, — как-то уж совсем вяло отозвался Тони и на том тему с агитационными роликами зеленых оставил.

Проследил за Роджерсом. Пристально. Внимательно. Оценивал реакцию на предоставленные “доказательства”. Помимо вспыхнувшего вновь гнева, внутри вызревали новые и до одури яркие эмоции. С одной стороны, нечто тщеславное ожидало от Стива незамедлительного согласия с тем, что он — Тони — абсолютно прав и вообще беспокоится не напрасно. Роуди этого не дал, не факт, что даст Пеппер, а затаенная от мира жажда чужого одобрения все-таки требовала своего. С другой стороны, Стив Роджерс. Такой, какой есть. Какой пришел из прошлого. Причин не доверять и реагировать столь остро Тони не видел. К тому же Стив уже не раз и не два показал, что он хоть и зануда, но зануда честный и верный делу. Да и в одной команде быть им не привыкать. Но… Внутреннее сопротивление оставалось, оно не нуждалось в рациональных причинах. И сломить его вот так вот легко и просто не получалось, несмотря на попытки Стива “сгладить углы”. Скрывшись за своей броней, Старк напрягся: не только физически, но и морально. Сейчас он ощущал себя сжатой пружиной. Еще немного и…

“Брось, Тони! Капитан Эскимо хотя бы сразу тебя не отшил! А Роуди слушать даже не стал!” — некоторые попытки в самоуспокоение он все же предпринимал. То еще ребячество, конечно, но ведь помогает!

— Огнеметы, — подтвердил Старк лаконично и жестко. Был бы расслабленнее, обязательно пошутил. В конце концов, про огнеметы можно придумать столько потрясных шуток! И это несмотря на крайне скверную ситуацию в целом. Однако желание шутить все еще изображало труп сурка посреди полузабытого шоссе.

“А что я буду делать дальше?” — напрашивался закономерный вопрос. По большей части вмешательство Тони представляло собой импульсивный порыв. Дальше, чем “найти доказательства и ткнуть в них Роуди носом” Старк в своих мыслях пока как-то не доходил. Что ж, вот, похоже, настало время призадуматься. Разрушать иллюзию Роджерса о “гениальном Старке и его таких гениальных абсолютно всегда продуманных планах” не хотелось. Во-первых, людям их иллюзии, как правило, нравятся. Во-вторых, даже малая слабость — уже непозволительная роскошь. В-третьих, банальная гордость.

— Почему же нельзя? Боишься, что меня на всех “злодеев” не хватит? — осведомился с легкой усмешкой. Попытался через силу переключиться на прежний нарочито веселый лад.

“Говорит совсем как Пеппер”, — заметил про себя, неизбежно скатываясь в еще более ожесточенную напряженность.

— Для начала покажу все тем, кому это необходимо увидеть, — кивком указал на экран компьютера. Молча выслушал Стива. Интересно было отследить полет чужой мысли. Убедиться лишний раз в том, что Кэп его успел изучить. Точнее, изучить ту часть, что Тони сам выставлял напоказ.

— Не остановлюсь, — согласился Старк, сложив на груди руки, однако продолжать не стал. В конце концов, над детальным планом и впрямь еще предстояло поработать после разговора с Роуди и Пеппер. Не обсудив с ними, давать повод журналистам и общественности причину для большого скандала было бы неправильно. Отчасти безответственно.

— Джарвиса, конечно. Он классный! — новая и куда более бодрая попытка вернуться к шутливому тону. Тоже надолго не хватило. Мгновение спустя Тони снова посерьезнел. С прежним острым вниманием он выслушал Стива.

“Покой нам только снится, да, Роджерс?” — мрачно усмехнулся про себя.

— Насмотрелся? — поинтересовался как бы между прочим и кивнул на компьютер. — Если хочешь заценить хольтовскую машину смерти, то загляни вон туда, — Старк указал на ящики.

Сам же Тони намеревался “подчистить” чужой компьютер. Да, люди должны знать правду. И да, они ее узнают. Просто не сейчас и не таким образом. Не проконтролировать это тоже было бы со стороны Тони крайне безответственно.

— Мы поговорим с тобой об этом, — пообещал Старк тоном решительным и отчасти даже бескомпромиссным. Подразумевал он ситуацию с наркоторговцами и пулеметом, но про Стива и его цели не позабыл: — И то, с чем ты пришел, мы тоже обсудим. Но сначала закончим здесь. Осматривайся, и я вызываю местных.

Короткая пауза, потом Тони как бы между прочим заметил:

— Надо будет только немного вход расчистить. Я там слегка...  въезд перекрыл, хм.

Небольшая череда выходных закончилась. День Рождения отпразднован. Настала пора возвращаться к рабочим будням в окружении собственных проектов и к мероприятиям, на которых проекты эти следовало представлять широкой общественности. Что ж, Тони привык, да и это доставляло ему удовольствие по большей части. Он любил чужое внимание, а еще действительно был рад показывать публике результаты своих трудов, пускай и не все собственные творения ему казались достаточно великолепными, чтобы получать СТОЛЬКО восторгов.

Выставка автомобильной промышленности. На ближайшие пару дней Тони был занят ей. К организации самой выставки ни он лично, ни Stark Industries особого отношения не имели, однако представлять SI на стенде и выступать с презентацией на сцене — тоже дела хлопотные. Хлопотные, разумеется, в самом приятном для Старка смысле. За столько лет выставочная суета не стала для него рутиной. От руководства подготовкой стенда он не уставал и удовольствие получал вполне себе значительное, а предвкушение грядущей презентации так и вовсе будоражило. На этот раз Stark Industries действительно было чем вскружить головы ценителей высокотехнологичных авто.

“В серийное производство вряд ли в ближайшие лет десять-двадцать пойдет, но даже один образец — уже прорыв”, — тщеславные мысли не давали Тони покоя.

Да и почему нет? Стильный электрокар, функционирующий на несколько упрощенной и адаптированной под авто версии дугового реактора — действительно чудо. Если не считать не совсем экологичные производственные процессы, это абсолютно экологичный автомобиль, который не нуждается ни в топливе, ни в многочасовой подзарядке. Тесла нервно курит в сторонке! Добавить к этому еще и продвинутый бортовой ИИ — “младшего братишку” Д.Ж.А.Р.В.И.С.а, натренированного водить авто, а не пилотировать броню — и успех на выставке гарантирован. Пресса в восторге, Тони в лучах славы, Stark Industries получает новые контракты и инвесторов, а про скандальный ночной инцидент в Центральном парке уже никто и не вспомнит. Идеально.

— Если что встречаемся у стенда SI, — по пути на выставку бросил Тони Стиву — тот, к удивлению Старка, пожелал присутствовать на мероприятии, — либо лови меня в лаундж-зоне. Доступ у тебя есть, — усмехнувшись, кивнул на бейдж-пропуск. Немного помолчал, а потом как бы между прочим добавил: — И в твоих интересах, Эльза, не пропустить мое выступление на главной сцене!

Разумеется, Тони не посвящал Стива в то, что именно он собирается представлять на выставке. Хотел выдержать интригу, да и не был до конца уверен в том, что Стив действительно оценит это технологическое чудо. По правде сказать, Тони не ожидал, что Роджерс и впрямь пожелает посетить выставку. Почему? Сложно сказать. С одной стороны, благодаря последним событиям Стив казался Тони все больше таким же человеком, и все меньше занудой-Капитаном. С другой стороны, принять мысль о том, что Стив — это Стив, а не только Капитан, похоже, оказалось для Тони не самой простой задачей. Впрочем, присутствие товарища его радовало. Стив — не Пеппер, но в целом отличное пополнения в рядах свидетелей его триумфа. Тем более, что Пеппер тоже будет присутствовать.

Некоторое время спустя Старк уже готовился к выступлению в закулисье главной сцены. Никакого трепета и никакого волнения. Пускай и грядущая презентация ощущалась им как некий мощный рывок вперед, Тони действительно слишком привык к вниманию, а еще он привык быть двигателем событий едва ли не исторических. Все будет прекрасно, великолепно даже, так стоит ли робеть перед масштабом собственного успеха? Нет. Разумеется, нет! Мысли о безопасности Тони тоже не волновали. Он просто не допускал до себя идеи о том, что что-то пойдет не так, пускай и к безопасности на выставке он также не имел никакого отношения. Длительный “отпуск” от геройских дел знатно усыпил бдительность, а присутствие брони на стенде Stark Industries только добавило уверенности Тони в собственной неуязвимости. И совсем неважно что во время выступления на сцене он станет открытой мишенью! Кому вообще хватит наглости атаковать его перед такой толпой? Бред же!

“Ну что, вперед?” — спросил внутренний голос, а Тони, не иначе как назло стилисту, взлохматил волосы на макушке и ринулся на сцену. Бодрый, сияющий лучезарной улыбкой и в целом бесспорно великолепный, он уже приветствовал толпу, широко раскинув руки. Кровь кипела в жилах...

Это миг его славы. Один из многих.

С геолокацией беда. Связи тоже нет. Думать о том, где именно он может сейчас находиться, Тони хотел все меньше и меньше. Магия не вызывала у него симпатии в принципе, а сейчас особенно. Попытки разобраться со своим местоположением грозили приступом мигрени. Что ж, зато хоть есть уважительная причина не виноватить себя за неотправленное Пеппер сообщение! Пеппер это, впрочем, вряд ли обрадует, если она узнает про очередную его отлучку без предупреждения. На фоне недавней напряженности — совсем не то, чего хотел бы Тони. Нахмурившись, смартфон тоже отложил в сторону. Сейчас, пожалуй, не до трудностей в их с Пеппер отношениях. На самом деле куда более скверным было то, что Тони не мог никак связаться ни с Нат, ни со Стивом. Сидеть в плену у какого-то малопонятного колдуна, будучи вооруженным одной-единственной отверткой, и не иметь возможности даже предупредить соратников как-то… не очень приятно! Ладно, окей, возможно, эта беседа не затянется надолго, а Тони не придется выбивать из Стрэнджа портал до Башни силой. Хотя не то, чтобы идея возвращаться обратно именно порталом Старка восторгала…

— Что, магия не настолько крута, чтобы ты мог себе наколдовать стабильное интернет-соединение и wi-fi? — воспользовался еще одной возможностью поерничать. И ситуация, и манеры Стрэнджа провоцировали Тони демонстрировать не самые свои приятные черты. Впрочем, Старк не только выражал свое неудовольствие, но и внимательно слушал. Раздражение не слишком-то мешало ему выцеплять из слов собеседника потенциально полезную информацию.

На слова относительно возможной связи Стрэнджа и официальной власти предпочел не реагировать. Если это пустой треп, то смысла никакого. Если же нет, то все также нет смысла. Просто принял к сведению. Одним грязным секретом у правительства больше, одним меньше. Камар-Тадж? Коалиция магов Земли? Звучит занимательно, пускай и слегка пафосно, как и вся речь Стрэнджа в принципе. Не удивляет. Следовало ожидать чего-то такого. Интересно, а насколько Стив в курсе, и имеет ли его приятель к этой “коалиции” отношение? Любой расклад тут представлялся Тони занимательным. Впрочем, пытаться что-либо по этому поводу выведать сейчас также не намеревался. Свое знакомство с другим магом скрыть разумно, тем более что этот симпатии и доверия не вызывает. Скорее раздражает…

На оскорбления предпочел не реагировать. Куда больше был заинтересован в ином. Силы Ванды, камень… артефакт, могущий усиливать возможности и силы. Гидра. Что ж, причин наведаться на ту крупную базу в Европе в ближайшем будущем становилось все больше и больше. Нужно только покончить с Пьетро, как следует подготовиться и зализать раны. Впрочем, последнее уже и не столь важно. Сражаться, не присутствуя на поле боя лично, Тони вполне в состоянии. Пускай ему и чертовски не нравится даже мысль об этом!

Книги вокруг… Тони обвел их взглядом. Поймал себя на крайне странном и противоречивом желании заглянуть если не в каждую, то хотя бы в пару-тройку. Любопытство? Отчасти. Куда больше осознание необходимости. Когда вокруг внезапно заваривается столько сугубо магического дерьма, неплохо бы все-таки научиться разбираться в его сортах. Подтянуть знания, так сказать. От шутки про “так вот чем ты тут занимаешься без интернета!” воздержался. Слишком очевидно, да и не так уж забавно. 

— Камар-Тадж облажался, — процедил в ответ на всю многословную тираду Стрэнджа. Наградил его очередным внимательным и хмурым взглядом. Внезапная злость заклокотала внутри, и, пускай Тони не желал показывать ее в полной мере, кое-что все же просочилось наружу:

— Раз Ванда такая великая угроза, то какого черта с ней вожусь я, а не ты и твой клуб любителей порталов и пыльных книжек? — спросил Тони натянуто-ровным и холодным тоном, а потом в его голосе проступила более явная ярость: — Не можете допустить мою смерть? Действительно?! Тогда где ты был, когда Максимофф крушила сцену? Что-то я не заметил на выставке авроров! Или кто там в вашей тусовке за борьбу с темными силами отвечает?! 

“Поздно спохватился!” — резко смолкнув, Тони зыркнул на собеседника исподлобья. На самом-то деле плевать на то, что он сам мог погибнуть тогда. Куда больше Старка выбешивало сейчас другое: столько невинных жертв (и Пеппер могла пострадать!), а этот “верховный маг Земли” ничего не сделал, чтобы их избежать. Какого черта?! И какой смысл в таком сотрудничестве, если всю грязь разгребать пришлось Тони?

— Она не только обрушила сцену и поднимала в воздух обломки, — и все-таки Старк делал шаги навстречу. — Она… — нахмурился, пытаясь выдернуть на поверхность хоть какие-то воспоминания о тех событиях. Получалось так себе — тяжелое сотрясение все-таки не лучшим образом сказалось на памяти. — Кажется, она… словно бы удаляла людей. Пуф, и нет! — и Тони замолк, размышляя как быть дальше.

О ментальном вторжении в свое сознание он говорить решительно не хотел. Это было слишком личное и слишком болезненное. Он и своим-то про внушенное Вандой воспоминание и про связанные с ним кошмары говорить не желал, а тут… тут чужак! Чужак и сомнительный маг по совместительству. Добровольно показывать ему свою уязвимость? Ну уж нет! С другой стороны, насколько критичным может стать молчание? И все-таки Тони нашел выход.

— И она влияла сознание людей. Внушала что-то, от чего они цепенели или начинали творить хрень, — сказал, выдержал паузу, а потом спросил, полагая что “сотрудничество” дает ему право тоже получать ответы:

— Что ты намерен с ней делать? Что ты вообще можешь с ней сделать? Государственная тюрьма и лошадиные дозы седативов ее надолго не удержат.

Пауза затягивалась. Наверное, будь бы Соловей человеком, он бы испытал неловкость. Возможно, он бы даже постарался избежать диалога — просто развернулся и ушел бы восвояси. Но. Человеком Соловей не был. Он даже подобием человека себя не осознавал. Ни капли смущения, ни грамма неловкости, одно только желание помочь — понять что произошло и чем так расстроена девушка, успокоить ее, утешить. Подобное было для Артура сродни инстинкту. В конце концов, Ангелина писала его в первую очередь, как доброго друга, а уже потом как воина и защитника всего волшебного королевства. Уйти было просто против природы Соловья. Другое дело, что он банально не находил слов, чтобы завязать диалог. Это немного… обескураживало. Обычно, Соловью не составляло труда заговорить первым, а тут как-то… никак. Самое забавное и с тем же печальное заключалось в том, что Артур никак не мог определить подлинную причину своего молчания. Несколько мгновений в попытках прислушаться к себе. Пожалуй, ответ стал всплывать на поверхность. Вина. Все дело было в ней. Радость недавнего короткого полета сдалась, и это горькое ядовитое чувство вмиг наполнило сердце, отразилось во взгляде нечеловечески ярких золотисто-желтых глаз.

“Ты чуть не умерла из-за меня и Ангелины, из-за тех монохромов, которых мы украли, а я даже ничего не объяснил толком, никто не объяснил…” — что-то такое крутилось теперь на языке вместе с ворохом извинений. Соловей был близок к тому, чтобы поддаться импульсивному порыву и покаяться во всем содеянном, но вместо того он просто медленно опустился на траву. Сел рядом с девушкой и, обняв колени руками, устроил на них голову. Устремил на Ингу немигающий птичий взор. Улыбнулся: пускай не так лучезарно, как в моменты радости или ребяческого восторга, но вполне себе дружелюбно и добродушно.

— Привет, — отозвался на чужое приветствие.

Словно в противовес явно беспокойному тону Инги, голос самого Соловья звучал ровно и мягко. Несмотря на всю свою вину и неловкость, Артур не терял контроля над собой — объективная реальность научила определенной… скрытности и плутовству. В конце концов, никому не станет лучше, если он вывалит на эту девочку всю отвратительную правду, верно? И от таких извинений никому не станет лучше, хотя, наверное, сказать пару “прости” все же стоит…

“Ты что-то помнишь?” — вопрос относительно железной комнаты заставил удивленно вскинуть брови. Артур не слишком хорошо понимал предел выживабельности человеческих тел, но он достаточно часто сталкивался с последствиями заражения дикими чернилами. По опыту он знал, что Инга в тот миг, когда он не выдержал и, наплевав на все “нельзя” Ангелины, понес девочку на инициацию, была совсем плоха. Буквально на волосок от смерти… Шанс выжить один на миллион, и совсем непонятно, как приручать цвет, если она уже ничего не соображает? И все-таки вот… что-то вспомнила, что-то поняла тогда.

“Она сильнее, чем кажется”, — вспомнил и Соловей свою случайную мысль во время той чересчур уж драматичной и яркой инициации. Едва сдержал нервный смешок. А ведь тогда он думал, что инициирует нового мага боевого спектра...

— Я, — согласился и слегка пожал плечами, мол, а что тут такого? — Так было надо, — голос слегка дрогнул, а сами эти слова прозвучали так, словно Артур оправдывался, но… новую мимолетную вспышку раскаяния Соловей в себе сломил.

Он ненадолго отвел взгляд от Инги. Глянул на теней, следящих за этим неловким диалогом с каким-то уж чересчур явным упоением. Неужели Прасковья лично решила “погреть уши”? Не слишком похоже. Соловей поднял голову. Наградил одну из тенюшек красноречивым взглядом. Виновато-понимающий бульк, и вся честная компания возвращается к своим делам на полянке. Артуру же, наверное, следовало вновь обратиться к Инге — может рассказать про инициацию, объяснить, что произошедшее в железной комнате — вынужденная необходимость, а не прихоть, как порой думали новички. Но. Снова это молчание. И снова та самая вина. Не должно было этого случиться. Не должны были эти дети столкнуться с монохромами. Ненависти к людям Соловей не питал и желания им вредить не чувствовал, однако сейчас (да и в тот момент, когда про заражение Саши и Инги стало известно, тоже) у него имелись кое-какие вопросы к Владимиру. Пожалуй, даже Ангелина не смогла бы сейчас удержать Артура от попытки загрызть их сообщника или швырнуть его вниз головой с самой высокой из башен Настоящей Московской Библиотеки.

— Ты, наверное, не помнишь, но меня зовут Соловей, — словно очнувшись от короткого забытья, сказал вдруг. — И Артур, — добавил, выпрямляя ноги и устраиваясь поудобнее, — но Соловей я все-таки куда больше, — и с этими словами протянул Инге обклеенную цветастыми пластырями ладонь. Люди ведь всегда жмут друг другу руки при знакомстве, верно?

Впрочем, на рукопожатии Соловей не настаивал — оставил выбор за девушкой, а после, опустив взгляд и случайно заметив растущий поблизости хорошенький одуванчик, слегка тронул его. Срывать не стал, лишь с какой-то уж чересчур явной нежностью и бережностью повел пальцем по желтому цветку. Улыбнулся совсем счастливо и довольно — красота чужого мира трогала, несмотря на все беды и хреновые мысли с ними связанные. Поднял взгляд на девушку. Заметно помрачнел: снова вместо нелепой детской радости сострадание и беспокойство.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил первое, что пришло в голову и что, пожалуй, волновало куда больше, чем все прочее. — Как твой глаз? Я совсем не думал, что ты так быстро придешь в себя после инициации…

Сдавали нервы. Они в принципе у Соловья, несмотря на всю его доброжелательность и внешнюю уверенность, были не на месте, но события последних дней… просто добивали. Вся эта интрига с Красной Шапочкой, ее книгой, обменом чернилами с Лилией и с ее заражением, потом вынужденное посещение Круга. От “общения” с высшими тенями до сих пор холодок скользил по коже, а в голове вольно-невольно пульсировало это вот: “Ты — ошибка” и “Тебя не должно быть здесь”. И ведь не скажешь, что даже если отбросить любовь к Ангелине, привязанность к друзьям и к Библиотеке, просто не имеешь права оставить объективную реальность, что ты невольник в их ордене. Испытание верности или, скорее, покорности — оно такое, нельзя его проваливать, даже когда сознание плывет от страха и “кровопотери”. Подерзить на прощание — хороший, конечно, способ сбросить стресс, да только вот все так завертелось и закрутилось, что Артуру ненадолго хватило этого заряда. Неудавшаяся инициация того мальчишки, разговор Ангелины и Барона, только подтверждающий самые худшие опасения Соловья в отношении людей — всех людей, включая дорогую подругу — тот срыв, когда он сам чуть не наговорил при Лилии много лишнего по части теней и книгочейства, короткая склока с Сашей. И Круг. Снова Круг!

“Она заставляет теней варить кофе. Наводит свои порядки… И это самая добрая из них!” — что-то такое металось в голове, когда Артур бесцельно шарахался по коридорам Библиотеки.

Татьяна Александровна и впрямь меньше всех прочих глав Круга пугала Соловья, однако эта ее властность и вмешательства в их дела… Ладно, проблема была не в том, что верхушка ордена наводила свои порядки в Московской Библиотеке. Вся эта намечающаяся история с “Молотом ведьм”, само это отношение… о, как оно выводило из себя! В конце концов, для Артура было более чем очевидно, что если бы Круг волновал результат, если бы им так нужна была эта проклятая книга, они бы не их последних студентов в бой отправляли, а его и Ангелину. Им-то не в первой приносить Кругу редкие книги и усмирять древние фолианты. А что если кто-то из ребят погибнет? Что если книга выйдет из-под контроля и случится то же, что и зимой, когда…

“Про Агату нельзя. Не думай!” — тут же одернул себя и тряхнул золотой гривой. Распущенной, потому что некогда было отвлекать ни Сашу, ни Ингу с заплетанием, а от Ангелины просто улизнул, пока она не вспомнила. Тот разговор с Бароном… он ведь все никак не шел из головы! По правде сказать, сегодня Артур вполне умышленно старался не попадаться никому на глаза. Ранним утром, когда ребята собирались с представителями МЧК на дело, скрывался в одном из бесчисленных укрытий теней, а теперь, когда общежитие опустело, решил перебраться туда — подальше от глав Круга, Ангелины и чужаков.

Лиля.

Она застала врасплох. Углубившись в свои мысли, Соловей и не заметил девушку на пути. Что смешно, он даже не почуял ее, хотя их нынешняя почти кровная связь позволяла ему почувствовать девушку на чертовски большом расстоянии. Наверное, если бы она не остановилась, Артур бы налетел на Лилию и сам бы того не заметил. Резко остановился. Уловил испуг в глазах напротив, и не сразу сумел скрыть свой. Напрягся всем телом, затем, опомнившись и заметив дружелюбие в лице девушки, расслабился.

— Привет, Лиля, — отозвался тихо и даже улыбнулся в ответ. Впрочем, улыбка вышла не столь… лучезарной и беспечной, как обычно. Некоторая напряженность чувствовалась в ней, да и в целом весь образ Артура сейчас сквозил нервозностью.

— Я не в обиде! Сам что-то… задумался. Еще бы немного и сшиб тебя! Думаю, мы квиты, — выдал чуть ли не скороговоркой. Нервозность его выливалась в болтливость…

— О, знаки! Помню сам изучал их. Интересная штука и… — резко осекся, снова напрягшись всем телом. Уставился на Лилю немигающим птичьим взглядом. Она ведь наверняка уже знает что он такое. Кто он. И что ему не нужны знаки, чтобы колдовать. В конце концов, Яков при ней выплюнул это вот “жалкая кукла из чернил”. И ребята наверняка уже рассказали.

“Ну да, Саша бы не захотел, чтобы я дурил Лиле голову столько же, сколько ему и Инге”, — подумал Артур и невольно повел ладонью по собственным волосам, затем, опомнившись, спрятал обе руки в карманах джинс. Наверное, следовало что-нибудь сказать и перевести тему на что-то более приятное. Не дать возникнуть этой паузе, неловкой заминке, но…

Лиля опередила:

— А ты как? — совсем простой и такой невинный вопрос.

Только вот и он поставил Артура в тупик. Соловей не привык говорить, что ему плохо. Не привык откровенно обсуждать это с кем-то кроме Ангелины (хотя и пару раз позволял себе подобное с другими неравнодушными людьми). Зато Соловей привык к тому, что для подавляющего большинства он просто вечно веселая и беспечная марионетка. Причудливая зверушка, чьи чувства значат куда меньше человеческих. И вот теперь Лиля… Лиля, которую не хочется беспокоить, потому что ей и так сейчас, наверняка, несладко. Лиля, которой тем не менее не хочется лгать, потому что и так вокруг нее соорудили целую паутину из лжи и недоговорок.

— Поверишь, если скажу, что все хорошо? — вопросом на вопрос ответил. Улыбка на лице Артура стала какой-то уж совсем невеселой. Извиняющийся взгляд золотисто-желтых глаз. Отвел его в сторону. Вздохнул и спросил:

— Как ты, Лиля? Все так лихо закрутилось, что я так толком и не успел спросить это, — и вот опять говорливость взяла свое. Стоило только сместить фокус с себя на девушку, как Соловей стал снова до одурения искренен и открыт.

— Я к тому, что мне совсем не пофиг на тебя, просто… — и все-таки он резко смолк, не сумев толком обратить свои эмоции в слова. Хотелось сказать что-то вроде “мне жаль, что я не смог поговорить с тобой после той истории с Красной Шапочкой, Волком и поехавшими лесорубами, и что не спросил как ты себя чувствуешь после инициации, и вообще кучу всего не сделал, не объяснил и не рассказал”, но вместо всего этого Соловей произнес:

— Ты в комнату идешь? Я могу тебя проводить. Если хочешь, конечно…