face [Dylan O'Brien]
Информация о персонаже
I. Имя персонажа и его прозвища
— Рейн Хилл (Рей)II. Расовая принадлежность, стая [клан, ковен, одиночка]. Лояльность
— ведьмак (одиночка)III. Дата рождения, возраст
— 11.02.2004 г., 28 летIV. Семейное положение, ориентация
— свободен, гетероV. Род деятельности
— арт-дилер
— хакерVI. Особые предметы и артефакты
— ...
Общая информация
• Место рождения и место проживания
— Новый Орлеан, Луизиана
— Лос-Анджелес, Калифорния
• Семья:
— Морриган Лайтвуд — пра х 15 бабка
— Джанет Хилл — мать, ведьма
— Тесса Брукс и Диана Брукс — старшие сестры-близнецы
• История
Рейн - это тот человек, который изначально не вписывался в систему. Казалось, сама вселенная заложила в него код, несовместимый с любыми правилами. В детстве, когда другие дети заучивали "можно" и "нельзя", он смотрел на эти понятия как на сломанный алгоритм — что-то, что стоило переписать, а не соблюдать.
Общество, семья, нормы — все это он воспринимал как временные помехи на пути к чему-то большему. Многие видели его, как высокомерного мальчишку, но дело лишь в том, что он искренне не понимал: зачем тратить жизнь на следование чужим схемам, если мир бесконечно шире? И даже называть его "безответственным" было ошибкой, потому что это далеко не так. Рейн отвечает только перед собой.Рейн с детства понимал, что его семья — это идеально отлаженный механизм, где у каждой детали есть своё место. Отец, образцовый адвокат, в семье занимал позицию неподкупного судьи в домашнем суде. Мать, словно прокурор, выносящий приговоры за чашкой утреннего кофе. И если одна из сестер была больше в родителей, такая же "стальная леди", то Тесса больше походила на шестеренку, которая периодически вылетала из механизма с громким треском. Рейн же был чем-то вроде постороннего наблюдателя, случайно оказавшегося внутри этой системы. Не деталью, а скорее инструментом, который забыли убрать после ремонта. Его попытки понять семейные правила всегда заканчивались одинаково — легким недоумением. Зачем столько формальностей? Зачем эти бесконечные словесные дуэли за ужином? Зачем вообще пытаться построить жизнь по каким-то пунктам, когда мир за окном постоянно меняется?
То, что родители называли "безответственностью", Тэсса звала "свободой". А он просто жил, как дышал — естественно, без лишних размышлений. Их дом с его вечными спорами о правилах казался ему смешным и немного жалким. Но в этом не было никакого презрения к семье, Рейн просто не понимал, как можно тратить столько сил на поддержание иллюзии порядка. Именно это сближало его с Тэссой больше чем с Дианой.
Ему было 18, когда Тэсса выбрала любовь, а не семью. Рейн не без восхищения наблюдал, как сестра отстаивала свои интересы, с дрожащими руками, но подбородок упрямо задран. В тот момент он понял: вот оно, его окно в реальный мир. Не раздумывая, он впихнул в рюкзак ноутбук, прихватил паспорт, остальное казалось ненужным хламом. "Я с тобой", – бросил он, перехватывая ее взгляд. Эгоистично, но это было не из солидарности или братской любви. Просто воздух в их доме давно превратился в сироп, а Тэсса случайно открыла дверь наружу. Их даже никто не пытался остановить. А Рейн и не оборачивался посмотреть на их дом в последний раз. Зачем? Там не осталось ничего, что стоило бы запомнить.
Рейн задержался у Тэссы ровно настолько, чтобы понять, что ее счастье не требует зрителей. Ему не было места в этой картине. Да, его никто не выгонял, но все же некоторые истории пишутся для двоих. А Рейн всегда предпочитал быть автором, а не второстепенным персонажем в чужом романе. И однажды утром, оставив на кухонном столе ключи и записку "Вызывайте, если понадоблюсь", тихо вышел, прикрыв за собой дверь.
Так началась новая страница его жизни. Рейн сознательно отказался от фамилии отца, отдав предпочтение той, что носила мать. Первой остановкой стал Нью Йорк. Город, где можно раствориться, но при этом быть на виду. Он ночевал в хостелах, подрабатывал мойщиком посуды, а потом охранником в полулегальной галерее. Именно там он впервые понял, что люди, как открытые книги. Одного взгляда хватало, чтобы увидеть, кто пришёл за искусством, а кто — чтобы украсть его. Через полгода он уже помогал оценивать антиквариат, безошибочно определяя подделки. Владелец галереи, старый грек с тёмным прошлым, не уставал восхищаться отменной интуицией Рейна, и повторял, что парень чувствует это кожей. Если бы он знал, что эта так называемая интуиция — особый дар матери.
Рейн еще ребенком знал, что мать — не обычный человек. От его любопытных детских глаз не укрывалось, как предметы сами двигались у нее в кабинете, когда она злилась. Как она угадывала его мысли, прежде чем он открывал рот. Как книги на полках переставлялись, если он пытался достать запрещенные. Однажды он понял, что это передалось ему. Люди вдруг стали казаться ему прозрачными. Он видел ложь по едва уловимому напряжению в голосе, страх — по тому, как сжимались пальцы. Вещи будто "говорили" с ним. Когда он касался старых картин или статуэток, в голове всплывали обрывки воспоминаний — чьи-то руки, голоса, эмоции.
В двенадцать случился первый серьезный прокол. Разозлившись на отца, он неосознанно разбил все стекла в кабинете. Мать резко схватила его за запястье, в ее глазах мелькнул настоящий страх. Она запретила ему использовать Рейну подобные "штучки". Запрет матери не остановил его, он лишь стал осторожнее. В тринадцать лет Рейн обнаружил, что может вызывать огонь — не просто искры, а настоящие языки пламени, танцующие на кончиках пальцев. Это случилось случайно: он злился на себя за двойку по математике, и вдруг — бумага в его руках вспыхнула. И это уже невозможно было игнорировать. Рейн буквально поселился в библиотеках, изучая различную литературу. Под видом "подготовки к истории" он выискивал заклинания, записывал их в черновики и проверял. Большинство не работало, но иногда что-то срабатывало. Рейн понимал, что его магия работала на эмоциях, особенно на гневе или страхе. Заклинания помогали, но не были обязательны, сила шла изнутри. Слова на каком-то забытом языке усиливали эффект, но он не знал их значений, а только звучание.
Сейчас Рейн больше не нуждается в заклинаниях. Его магия — это естественное продолжение воли. Если нужно убедить клиента, его голос приобретает гипнотические нотки. Если требуется найти артефакт, он просто закрывает глаза и следует за внутренним импульсом. А если кто-то представляет угрозу... Ну, стекла до сих пор бьются так же легко, как в двенадцать лет. Но он никогда не использует силу просто так. Потому что настоящая магия не в вспышках, а в абсолютном контроле. И этот контроль он отрабатывал годами.
Сейчас, спустя годы, у него нет постоянного адреса, но есть репутация человека, который может найти всё. Его клиенты не задают лишних вопросов, им достаточно результатов. А Рейн просто следует за теми едва уловимыми нитями, которые другие называют интуицией, а он — правдой. Потому что мир полон секретов, и кто-то должен их находить.
Вернуться в Лос Анджелес Рейна вынудило странное сообщение от Тессы.
Первое время после его отъезда они еще поддерживали связь. Но постепенно в ее голосе начало появляться что-то отстраненное.
Сестра стала отмалчиваться, когда он спрашивал, как дела пропадать на недели, а потом и месяцы, оправдываясь какими-то важными делами. У Рейна тогда у самого жизнь кипела, как бурный поток, поэтому он не настаивал на общении. Успокаивал себя тем, что если Тэсса не хотела делиться, значит, так надо. Он умеет уважать чужие границы. Их последний разговор был...? Три года назад? Короткий, вежливый, как между чужими людьми.
И вот это сообщение — с просьбой о помощи, оборванное на полуслове. Он перечитал его несколько раз. Потом попытался позвонить — без ответа. Написал — сообщение не доставлено. И тогда он впервые за годы почувствовал ледяной укол страха. Потому что Тэсса никогда не просила о помощи.Рейн не очень любит Лос-Анджелес. Город-фальшивка. И возвращаться сюда не собирался. Но вот он здесь. Потому что он не верит в совпадения. И не верит, что Тэсса просто так стерлась из его жизни. Что-то явно пошло не так. И он найдет ответы, даже если для этого придется разворотить весь этот проклятый город. Потому что Тэсса — его семья.
• • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • •
Эффективный вид связи
— актуальный е-мейл в профиле. Желающим дам tgСогласны ли вы участвовать в квестах где персонажа могут убить/ранить?
— пока не готов ответить. Игра покажет.Планы на игру и развитие персонажа
— по ходу действий будет видно
Вечер перестал быть томным. Кажется, что от меня искры летят, настолько я напряжен. Не могу быть спокоен, глядя на Ричарда и Аманду. Меня передергивает от того, как он с горящими глазами произносит "Мэнди". Влюбленный, мой бывший земляк, по ходу вообще ничего не замечает. Даже Барбара и то поняла, что со мной что-то не так. Она хоть и пытается не подавать вид, но я чувствую, как она злится. Я в бешенстве от того, как Аманда слишком наигранно флиртует со своим парнем. Ее парень! Это вообще проходится острым лезвием по моему сознанию и нервам. А я забываю, что мы здесь не вдвоем. Ричард и Барбара как будто остались за кадром, в тумане. Я вижу только ехидный взгляд Мэнди и отвечаю ей тем же, не заботясь о том, что подумают наши спутники.
В основном говорит Ричард, отвечая на вопросы девчонки. Я же отмалчиваюсь. Иначе, если заговорю, меня будет не остановить и не всем понравится, что я захочу сказать.
Аппетита у меня нет, но вот немного алкоголя, видимо не помешает, чтобы успокоить расшалившиеся нервы. Может тогда смогу делать вид, что мне весело и я рад встрече со старым приятелем. Когда Аманда тоже озвучивает свой выбор вина, бросаю на нее такой взгляд, что она могла бы подавиться, если бы прямо сейчас пила это вино. Что, взрослой себя возомнила? Не рановато ли для красного вина? Пусть и подросла малявка, но все еще остается несовершеннолетней. Что же Рич не следит за своей Мэнди и позволяет ей пить алкоголь?
Я долго терпел ее язвительные фразочки, едва сдерживаясь, чтобы не заткнуть ее. Но когда она перекинулась на Барбару, терпение лопнуло. Что она себе позволяет? Охренела, малолетка! Незаметно под столом сжал ее коленку, так, что на ней скорее всего останутся синяки от моих пальцев. Мелкая зараза.
— Она такая милая у тебя, — говорю Ричарду. — Где ты ее нашел?
— На вокзале с копами дралась, — со смехом отвечает тот, видимо решив, что его шутка очень остроумна. Подняв брови бросаю взгляд на брюнетку, а Барбара рядом хихикает и тычется лбом в мое плечо, пытаясь не расхохотаться в голос. Я откидываюсь на спинку диванчика, лениво забрасывая руку на плечи Барби и перебирая пальцами ее светлые волосы.
— А ты говорил, я у тебя задира, — мурлычет она. Ее пальчики переплетаются с моими, а я улыбаюсь, как мартовский кот.
— Да ты у меня просто ангел, — усмехаюсь, с долей печали вспоминая наши с малолеткой стычки в лагере.
Мэнди продолжает развлекаться. Она что, специально где-то училась разливать напитки? Опрокинула вино на меня. Мелкая зараза! Случайно она, как же. Пусть своему Ричарду заливает про случайности. Если бы меня не остановила Барбара, я бы прямо тут надрал бы задницу малолетке. А она все не успокоится. Целует своего бойфренда. Испепеляю их взглядом, и не удержавшись, ногой слегка пинаю ее по голени. Нефиг меня дразнить.
Напоследок наши взгляды скрестились, как на поединке, а потом Аманда ушла.
— Извини за нее, — говорит Ричард и даже не делает порыва, чтобы пойти за своей девушкой. Невозмутимо продолжает уплетать отбивную и пить вино. Да уж, высокие отношения у этой пары. Я же говорю, что пойду переоденусь, а раз вечер в самом разгаре, Барби остается с Ричардом, взяв с меня обещание, что я скоро вернусь. Да я сейчас хоть что пообещаю, лишь бы избавиться от общества и ее, и приятеля.
Аманда не успела далеко уйти. Вижу, как она сворачивает к парку, который ведет к отелю, где мы все становились, и догоняю ее. На своих шпильках быстро не убежит. Поймав ее за руку, разворачиваю к себе. Показалось, что в ее глазах мелькнул испуг. Сначала хотел что-то сказать, но теперь, когда мы здесь вдвоем, все слова вылетели из головы. Вместо этого вздохнул и подхватил ее на руки, перекинув через плечо, потащил в глубь парка. Она брыкается, и называет меня не лестными словами, но мне плевать. Мне нужно поговорить с ней. Мэнди все такая же легкая, или может это только мне так кажется? Ее каблуки мелькают в опасной близости от моего лица, а возмущенные словечки разрывают вечернюю тишину. А что психовать? Я только забираю своё. Одной рукой стаскиваю ее туфли, чтобы ненароком не выбила мне глаз каблуком.
В парке, как и во многих других, есть зона для пикников. Подхожу к ближайшему столу, ее туфли роняю на землю, а Мэнди сажаю на стол, и чтобы она не попыталась сбежать, упираюсь руками по обе стороны от нее, зажимая в своих руках ее запястья.
— У меня к тебе куча вопросов, и мы не уйдем отсюда, пока я не получу на них ответы. Можешь брыкаться, орать, но я не остановлюсь. Поэтому давай мирно поговорим.
